1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо железных - Роберт Кершоу

Генерал Бальк, взиравший с определенной долей обеспокоенности на стремительное уменьшение численности и боевой мощи немецких войск, считал тогда, что «если мы начнем наступление на Москву, то, согласно общему мнению, включая и меня, с взятием Москвы война завершится». Такова была логика немецких генштабистов, обосновывавших необходимость последнего и завершающего удара. Однако фронтовые солдаты, ежедневно и ежечасно сталкивавшиеся с ожесточенным сопротивлением русских, придерживались в корне иного мнения. «Если же рассматривать проблему с позиции дня сегодняшнего, — рассуждал Бальк, — теперь становится понятным, что речь шла всего лишь о переходе войны в иную фазу».

Фронтовые солдаты и офицеры, и не только они, но и фронтовое командование по-иному рассматривали войска Восточного фронта, нежели представители ОКВ в Берлине, оперировавшие исключительно голыми цифрами. И, как следствие, возникали разногласия относительно постановки целей. 2-й танковой армии, например, дислоцированной в Горках, в 500 километрах от Москвы, советская столица называлась в качестве главной цели. Начальник штаба 2-й танковой армии подполковник фон Либенштейн с горечью констатировал: «Сейчас не май месяц, и мы воюем не во Франции». Он считал возможным наступать на Венёв (так в тексте. — Прим. перев.), расположенный в 50 километрах северо-западнее Тулы, считая этот населенный пункт пределом возможностей для армии. Фон Бок считал, что «наступление не может претендовать на то, чтобы стать шедевром оперативного искусства, поскольку передислокация сил в полном объеме была невозможна и не будет возможна в ближайшее время из-за снега. Таким образом, речь может идти лишь о нанесении удара сосредоточенными силами на наиболее выгодных для нас в тактическом отношении участках». Одним словом, командование, непосредственно участвовавшее в проведении боевых операций, все больше склонялось к мысли, что максимум, чего можно добиться, это создать условия для будущего окружения советской столицы. «В качестве промежуточной цели можно назвать выход к Москве и каналу Москва — Волга и овладение переходами через этот канал, — утверждал фон Бок, предостерегая, что физическое и моральное состояние войск, участвующих в наступлении, позволит лишь выход к упомянутой линии».

Предстояло преодолеть очень многие крайне негативные факторы. Планирование принимало форму импровизации. Что касалось фон Бока, он вполне отдавал себе отчет о складывающейся обстановке:

«Таким образом, речь может идти лишь о нанесении удара сосредоточенными силами на наиболее выгодных для нас в тактическом отношении участках. Я не могу настаивать на дальнейшем беспричинном затягивании начала наступления, поскольку опасаюсь, что погода в конце концов перечеркнет все наши замыслы. Обильные снегопады исключат всякую возможность переброски сил».

Гитлер и Гальдер могли считать свой замысел удавшимся — стремительное продвижение вперед, на Москву в надежде, что красной столицей все же удастся овладеть. Гальдер вынужден был признать на страницах своего дневника, что «оперативных «трюков» больше делать нельзя. Перегруппировка войск невозможна. Нужны лишь целеустремленные тактические действия, сообразующиеся с обстановкой». Генерал-майор фон Грейфенберг, вернувшись из Орши, не без горечи доложил фон Боку, что «из всех первоначальных задач, поставленных группе армий, остается лишь одна — делать все, что возможно».

Нехватка всего самого основного, ощущавшаяся еще в конце сентября перед началом операции «Тайфун», оказалась куда более значительной. Войска Восточного фронта перешли в наступление, несмотря на серьезные перебои в войсковом снабжении, надеясь разгромить последние, как это казалось немцам, силы русских, сосредоточенные на подступах к Москве. И упомянутые перебои в войсковом снабжении и задержки с прибытием свежих сил превратили последнюю попытку нанесения решающего удара по столице большевистского режима в серию заурядных набегов. Уже получившие смертельную рану войска вермахта на Восточном фронте были на излете сил. 2-я танковая армия докладывала 17 ноября:

«Армия находилась в весьма благоприятных для атаки условиях, если исходить из численности противника и овладения ключевыми линиями коммуникаций и территорией. Однако она не смогла этими преимуществами воспользоваться вследствие постоянных перебоев с войсковым подвозом. Ответственные лица в армейских штабах оказались не в состоянии организовать бесперебойную доставку топлива. Сложившееся на сегодняшний день положение с топливом таково, что участвующие в наступлении танковые дивизии располагают запасом горючего на 60–90 километров марша… Аналогичным образом обстоит дело и в моторизованных дивизиях, не получивших необходимого количества горючего и поэтому вынужденных в течение нескольких дней дожидаться его подвоза в бездействии».

Тысячекилометровый отрезок пути до рейха обеспечивался лишь двумя главными железнодорожными линиями (Варшава — Минск — Смоленск и Брест — Гомель — Брянск). Причем партизаны очень часто устраивали на обеих диверсии и выводили их из строя. Развоз от железнодорожных станций осуществлялся автотранспортом. Грузовики вследствие вызванного осенней распутицей бездорожья в течение трех недель не могли добраться до пунктов назначения, кроме того, значительная часть автомобилей имела серьезные неисправности. К середине ноября у немцев на Восточном фронте вышло из строя около 50 % парка грузового автотранспорта. Так, 4-я армия располагала всего лишь одной восьмой от первоначальной численности парка грузовиков. 4-я танковая группа, переброшенная из-под Ленинграда на центральный участок фронта, к началу октября, накануне начала операции «Тайфун», имела лишь половину необходимых транспортных средств. Многие грузовики выходили из строя вследствие морозов и отсутствия полагавшегося антифриза. В полную негодность вследствие неблагоприятных погодных условий пришло и твердое покрытие магистрали Москва — Минск на участке от Смоленска до Вязьмы. Рядовой артиллерии Франц Фриш из 4-й танковой группы вспоминал:

«Мы начали наше наступление на Москву на сплошь неисправной технике. 30 % рессор грузовиков ломались, не выдерживая морозов. В сложившейся ситуации даже офицеры ставили под сомнение возможность дальнейшего продвижения вперед. «Какой идиотизм начинать наступление, если твоя техника никуда не годна, когда грузовики, на которых подвозят боеприпасы, оказываются без рессор?»

Но никто не подвергал сомнению решимость Гитлера. Как говорил сам Фриш: «Как мы ни бесились, все равно исправно вопили «Хайль Гитлер!»

Жизненно необходимое для всякого наступления обеспечение войск по железной дороге агонизировало с началом зимних холодов. С 23 октября по 13 ноября 9-я армия получила лишь четыре наливных состава, а 2-я армия — лишь один из трех полагавшихся ей к концу октября. С понижением температуры до минус двузначных чисел немецкие паровозы становились непригодными для эксплуатации: их трубопроводы для подачи воды располагались — в отличие от аналогичных русских моделей — снаружи и, не выдерживая низких температур, лопались. Это приводило к задержкам с отправкой важнейших грузов со всеми вытекающими последствиями. С 12 ноября по 2 декабря ни один транспортный состав не прибыл к месту назначения, а с 9 по 23 ноября до расположения 9-й армии добрался лишь один состав с горючим. Более того, когда упомянутый состав прибыл на станцию назначения, развозить бензин оказалось тоже не на чем — сами бензовозы стояли с пустыми баками. И все же, вопреки всем трудностям, кое-как удавалось снабжать моторизованные части минимальным количеством топлива. 11 ноября фон Бок досадовал, что число составов сократилось до 23 в сутки, и это не позволяет «завершить до 11 декабря снабжение фронта даже для наступления с ограниченными целями…» «Если бы число составов оставалось в пределах 30 в сутки, то можно было успеть доставить хотя бы самое необходимое — даже с учетом самой неблагоприятной погоды — к 18-му числу текущего месяца». Но к концу ноября в распоряжение группы армий «Центр» приходило лишь 16 составов в день.