Испытание на прочность - Алексей Ильин

— Хм… не могу сказать, что это такой уж надежный план, но что-то в нем определенно есть, — признала Ханна. — Еще нужно нарыть какой-то компромат на Герарда и аккуратно ей подсовывать. Всё что угодно, пусть по крупицам. Капля камень точит. Эледа слишком очарована, нужно бы развеять ореол великолепия вокруг ее жениха. Пусть узнает обо всех его недостатках. Кое-что можно и придумать. Опять-таки подкупить какую-нибудь из его бывших, пусть расскажет что-нибудь отвратительное.

— Неплохая мысль! — одобрил муж и добавил: — В таком случае пока нам нельзя ссориться ни с Эледой, ни с самим Герардом.

— Плевать на Герарда! — вспылила жена и снова заходила по кабинету. — Мы никогда с ним и не мирились. А вот портить отношения с Ховерсами — это последнее, что можно допустить.

— Сядь, — ровно сказал Дитрих. — Тебе надо как-то пересечься с Мелиндой и выяснить, что она думает о происходящем. Вполне вероятно, удастся отыскать в ней союзницу… Может, рассказать ей какие-то неприглядные эпизоды из жизни Герарда? Не пережимая.

— Да, ты прав, — Ханна все-таки снова села, но на этот раз не в кресло, а на диван. — Я знаю клуб, в который она входит. В этом же клубе состоит Ребекка Корнелл. Попрошу ее прислать мне приглашение на одну из встреч, она давно пытается меня туда затащить. Раньше я отказывалась — жаль было времени на эту ерунду, но теперь придется согласиться. Какие именно эпизоды ты считаешь рациональным сообщить?

— Тут надо подумать. Если Мелинда станет нашей союзницей — это может существенно поправить дело… Интересно: насколько она авторитет для Эледы?

— Это не имеет значения. Если Мелинду начнет воротить от Герарда, то она сделает всё, чтобы освободить от него дочь, а совместными усилиями мы уж точно сумеем расторгнуть этот гнусный брак. Нам нужно, чтобы ему перестали доверять, чтобы осознали его опасность. По результатам же Герард потеряет последние крупицы уважения Ховерсов, да и не только их.

Дитрих откинулся в кресле и задумчиво сплел пальцы. Несколько секунд он размышлял, а потом, приняв решение, снова выпрямился, устремляя на жену пронзительный взгляд.

— Тогда я найду способ поделиться с Нейтом историей о том, как этот гаденыш подставил свое руководство. А ты…

— А я займусь Мелиндой и прикажу нашей СБ прошерстить всю информацию по бывшим любовницам Герарда. Не настолько уж он безупречен, как хочет казаться. Нужно всего-то найти парочку серьезных промахов прошлого.

Муж кивнул, и Ханна в ответ довольно улыбнулась. Из ситуации, еще час назад казавшейся совершенно тупиковой, совместными усилиями внезапно наметился непростой, но изящный выход. Все-таки правильное супружество — залог успеха. Как ни крути.

* * *

Памела Додсон даже не знала, сколько прошло времени, когда ее оставило равнодушное отупение. Долго, очень долго Пэм просто лежала на жесткой больничной койке, словно неодушевленный предмет, и глядела в пустоту. Ничего не хотелось: ни есть, ни пить, ни беспокоиться. Только смотреть на скучную белую стену. Смотреть, смотреть, смотреть…

Потом она, наконец, поняла, что лежит неудобно, что босые ноги, касающиеся кафельного пола, совершенно застыли, поясница затекла, да и вывернутая шея тоже. Поняла, что больничная распашонка задралась до самых бедер…

Кое-как Пэм нашла в себе силы пошевелиться, забраться с ногами на койку и укрыться с головой тонким покрывалом. Ей не хотелось больше видеть белые стены, свои голые дряблые ноги и руки, серую крапинку казенной распашонки, под которой не оставили даже белья, и холодный яркий свет потолочных светильников. Это было стыдно, унизительно и очень-очень страшно. А Памела не могла позволить себе страх. Ей следовало все обдумать. Следовало понять: что же такое случилось сегодня и как такое вообще стало возможно?

А она-то, старая дура, так радовалась переводу. И эти двое, которые ждали в общежитии — вежливые, предупредительные. Завезли ее в ближайший пункт обналичивания средств, деликатно постояли в стороне, пока она снимала сбережения, затем снова посадили в машину и привезли к какому-то незнакомому зданию, на вид обычному офисному… Пэм вообще не поняла, зачем она здесь, но ей объяснили, что тут проводят необходимый медосмотр перед оформлением на новое место.

Они ничем, совершенно ничем не выдали себя! И Памела, старая кретинка, верила до последнего. Сама (сама!) прошла в зону приема, дала считать номер ИД-браслета и только тогда занервничала, когда браслет с ее руки… сняли! Впервые в жизни Пэм осталась без идентификатора. И уж даже своим усохшим мозгом она поняла, что это ненормально! А когда в панике оглянулась на своих провожатых, увидела, как тот, что постарше, забирает пакет с ее вещами и глумливо машет на прощание рукой.

Никогда в своей унылой беспросветной серой жизни Памела Додсон не испытывала такого глухого отчаяния, такой беспомощности и такого… бесправия. Ее подтолкнули вперед по коридору какие-то крепкие ребята в голубой форме. И она пошла. Подчинилась, потому что была в шоке от происходящего. Потому что привыкла подчиняться.

В небольшой кафельной комнатке, похожей на прозекторскую, где стояла узкая кушетка и несколько металлических стеллажей, Пэм приказали раздеться. Ее не называли по имени, не называли даже просто «миссис» или там «мэм». Втолкнули внутрь и приказали: «Одежду снять». А когда Памела вытаращилась на своих конвоиров, старший лишь раздельно повторил: «Одежду. Снять».

Пэм потрясенно хлопала глазами, поэтому ее решили поторопить — чувствительно встряхнули, толкнули в сторону кушетки: «Быстро».

— Послушайте, — сказала Памела, стараясь, чтобы голос не дрожал и не звучал совсем уж жалко, — произошла какая-то ошибка. Меня зовут Памела Додсон, я — сотрудница швейной…

— Приказ был: раздеться! — не выдержал старший из мужчин и резко дернул блузку у нее на груди.

Пуговицы с веселым щелканьем рассыпались по полу, а Пэм испуганно вскрикнула, запахивая одежду:

— Что вы себе…

— Тупая ты пизда, — устало сказал мужчина, а через секунду Пэм что-то коротко укололо в плечо. Она все-таки успела оттолкнуть грубияна, рванула к двери, но уже через секунду была перехвачена другим молодчиком, а сама… забыла вдруг, зачем собиралась бежать. Равнодушие сковало сознание, успокоило рассудок, сделало тело мягким, безвольным…

Пэм всё видела, всё понимала, но ничего не чувствовала в отношении происходящего: ни гнева, ни страха, ни стыда. Её грубо и торопливо раздели догола, быстро осмотрели, взяли кровь из вены, посветили фонариком в глаза, постучали по коленям, пощупали живот и грудь. В Памеле это не пробудило никаких эмоций. Потом приказали надеть казенную больничную распашонку с завязками на спине. Она подчинилась. Кто-то завязал завязки.

После этого Пэм повели по длинному коридору и усадили в машину, затем недолго куда-то везли, приказали выйти, завели в другое здание, а там — вот в этот самый бокс, в котором она сейчас находилась.

Велели сесть. Она села. Велели лечь. Она легла. Да так и лежала, оставив ноги на полу, ей ведь не сказали, что ложиться нужно с ногами. Она совсем замёрзла и, наверное, от холода стала приходить в себя. А может, потому, что успокоительные всегда действовали на неё слабо…