Семья - Лесли Уоллер

— Я подумал: ага. И что-то еще вроде этого.

— Я спрашиваю серьезно.

— Я… не знал, что и подумать. Да ничего не подумал, просто почувствовал нутром, что захотел пойти, вот и все.

— А что ты думаешь сейчас? — продолжала она.

— Я и до сих пор не очень-то раздумываю на эту тему. За прошедшие несколько месяцев меня замучили тяжелые мысли. Наверное, я боялся подумать об этом, ведь и так забот хватает.

— Это, по крайней мере, честно. Ты не всегда так искренне говорил со мной.

— Я стал искренен сам с собой, вот и пришел в уныние. И не вижу причины, чтобы щадить дорогих и близких.

Как только Палмер произнес эту фразу, он попытался мысленно проиграть ее, чтобы понять, не означала ли она больше того, что он хотел в нее вложить. Она действительно означала больше.

— Я позволяю тебе, — сказала Вирджиния, — убрать «дорогих и близких».

— Не читай больше мои мысли.

— Прошу прощения.

— Моя дочь Джерри тоже читает мои мысли. Очевидно, я — открытая книга.

— Только для женщин, которые… — Она остановилась.

— Которые что? — спросил он через некоторое время.

— Которые, — она отвернулась от него и сделала несколько шагов вдоль ограды, — которые любят тебя.

Они помолчали. Потом она отошла от него еще дальше.

— Как ты думаешь, почему я попросила их пригласить тебя? — спросила она.

— Подожди немного, — запротестовал Палмер. — А как же с Кинкейдом? С тем мужчиной, которого ты упоминала? Как быть с тем, что мы порвали друг с другом?

Она покачала головой.

— Ты никогда меня не понимал. Правда?

— Думаю, что да.

— Когда ты прислал записку, что будешь на приеме, я разревелась. Но не надолго. На одну или две минуты. — Она повернулась к нему, но не приближалась. — И когда я увидела тебя сегодня вечером, чуть опять не разревелась.

— А тот разговор на Пикок-Элли?

— Просто я пыталась быть разумной.

Палмер на шаг приблизился к ней. Она отошла на шаг. Парк освещался прожекторами, и поэтому на ее скулы ложились густые тени, которые скрывали большую часть лица.

— Тебе придется придумать объяснение получше, — сказал Палмер, помолчав. — В мои годы я уже медленно соображаю.

— Нечего объяснять. Я порвала с тобой. И это правда. Я встречалась с другими мужчинами, со многими мужчинами, в том числе и с Кинкейдом. Некоторые из них были довольно хороши. Разве это не понятно? Я порвала с тобой, но я постоянно сравнивала всех с тобой. Это естественно. Понятно?

— Нет.

— Конечно, понятно. Послушай, с какими женщинами ты встречался за последние полтора года?

Палмер нахмурился.

— Я с ними не встречался.

— Так я и поверила!

— Правда, — сказал он. — После тебя никого не было.

Она повернулась и посмотрела на реку. Где-то далеко, выше по течению, плыл на юг маленький белый корабль, и освещавшие его огни отражались в воде мерцающими пятнами. Красный свет справа по борту был похож на крошечное пламя в несущейся стремнине.

— Как мне это воспринимать? — помолчав, спросила Вирджиния. Она крепко сжимала на шее свой темный жакет. Но теперь пальцы ее разжались, и грудь окатила ночная прохлада. Она опять прижала к себе жакет.

— Это было сказано не для того, чтобы ты каким-то образом воспринимала мои слова, — выпалил Палмер. — Хотя ты могла бы ответить, что тебе потребовалось столько же времени, чтобы порвать со мной, сколько и мне.

— Наши отношения были слишком сложными, не хотелось бы мне пережить все снова.

— Если ты хочешь искать в них только плохое, то да.

Она попыталась улыбнуться.

— Это не так.

— Ну не так, так не так.

— Следы прошлой вражды, — задумчиво проговорила она. — Я объяснила тебе, почему пригласила тебя на обед. Но почему ты пришел?

— Ты мне ничего не говорила, — заметил Палмер.

— Нет, говорила. Разве ты не слышал?

Он кивнул.

— Слышал. — Спустя некоторое время добавил: — Я решил прийти, потому что хотел тебя опять увидеть.

— Итак, ты хотел задать мне вопросы, на которые никто другой не может ответить?

— Да. Но это только одна причина.

Она закрыла жакет на груди.

— Тебе, наверное, холодно, Вудс.

— Не очень.

— Зайди в дом и выпей стаканчик.

— Спасибо.

Он взял ее за руку и повел вверх по лестнице на улицу.

— У меня были другие причины, чтобы хотеть тебя увидеть снова. Я хотел знать, как у тебя дела и что ты чувствуешь… Я хотел увидеть, как ты выглядишь. Я хотел опять услышать твой голос. Я подумал, что, может быть, мы опять сможем танцевать… Я хотел опять ощутить тебя. Много причин.

Она повела его через двор между домами, потом вверх по короткой лестнице на первый этаж своего дома.

— Я скучал по тебе, — услышал себя Палмер. — Не знал только, как сильно я по тебе скучаю, пока не получил приглашения.

— Входи и грейся.

— Да. — Он дрожал. — Становится довольно прохладно.

Темный, без номеров, «форд» остановился в десяти кварталах от дома на Парк-авеню, где жил Гарри Клэмен. Рокко взглянул на часы: до полуночи оставалось полчаса. Он повернулся и посмотрел на Клэмена. Тот растирал свои запястья и лодыжки. Губы в том месте, где пластырем была содрана кожа, покрылись тонкой коркой.

— Все понятно, Гарри? — спросил Рокко.

— Да. — Клэмен помолчал. Потирая запястья, он вытащил из кармана носовой платок и вытер им лицо. — Я видел фотографии, Рокко. Теперь все понятно.

— У тебя есть чувство юмора, Гарри.

Клэмен моргнул.

Рокко открыл дверь со стороны Гарри.

— Выходи. Отсюда пойдешь домой пешком. Такси не бери. Понятно?

— Да, Рокко.

— Хорошо. С этого момента будешь говорить только: «Да, Рокко». Пока не спросишь разрешения у меня, не смей ни вздохнуть сам, ни пикнуть. Понятно?

— Да, Рокко.

— Уже несколько часов назад ты должен был бы умереть, Клэмен. Но нам ты нужен живым. С этого момента ты не посмеешь построить и лачуги без нашего согласия. Твое дело — это наше дело. А не станешь выполнять наши приказания — пеняй на себя. А теперь выходи.

Рокко наблюдал, как грузный мужчина вылезал из машины. Клэмен некоторое время подождал на улице. Потом повернулся спиной к Рокко.