Пророчества книги Даниила: происхождение, история экзегетики, толкование. Царство святых Всевышнего и мировая история - Игорь Александрович Бессонов

осуществленным императором Адрианом в 130 году. Альтернативной точкой зрения, восходящей к Евсевию Кесарийскому и встречающейся у некоторых более поздних богословов[612], является отождествление «мерзости запустения» с самим иерусалимским Храмом, служение в котором после принесения жертвы Иисуса Христа потеряло свой смысл.

Как видно, трактовка поставления «мерзости запустения», предлагаемая богословами-претеристами, также выглядит не слишком убедительно. Сами по себе события иудейской войны и разрушение Храма римлянами действительно могут быть охарактеризованы с помощью подобного выражения, однако его отнесение к событиям, отстоящим от последней седмины почти на сорок лет, явным образом противоречит авторскому смыслу и логике повествования Дан 9, 24–27. С хронологической точки зрения более удовлетворительно выглядит версия Евсевия Кесарийского, который считал «мерзостью запустения» потерявшее свой смысл иудейское служение. Тем не менее подобное толкование также заменяет реальное историческое событие, описанное в книге Даниила, некоторой мистической реальностью. В результате, оно выглядит очень натянутым, по сути происходящим в основном из желания каким-то образом отнести поставление «мерзости запустения» к последней седмине. Предположение о том, что храмовое служение могло стать «мерзостями» из-за грехов первосвященников, отправивших на казнь Иисуса Христа, не выдерживает критики также при сравнении с контекстом книги Даниила. Автор книги Даниила был уверен, что истинное священство закончилось с отстранением Онии III и, разумеется, не признавал Ясона и Менелая истинными первосвященниками. Однако при этом он относил прекращение жертвы и поставление мерзости запустения только к моменту захвата Храма Антиохом и превращению его в центр синкретического иудейско-языческого культа. Таким образом, господство первосвященниковэллинизаторов в Иерусалиме мыслилось им только как конец линии праведных первосвященников, но не как прекращение жертвы и, тем более, не как «поставление мерзости запустения».

Таким образом, мы видим, что христологическая интерпретация, начинающая отсчет седмин от указа Артаксеркса, связана с целым рядом всевозможных натяжек. Дата начала отсчета седмин, как мы видим, достаточно сомнительна; отсчет семи седмин от указа Артаксеркса не позволяет прийти к каким-либо значимым датам; убедительное толкование стихов Дан 9, 25–27 удается получить, только перенеся часть описанных в них событий на более поздние сроки и прибегнув к искусственному перетолкованию синтаксиса стиха Дан 9,27; наконец, часть событий, мыслившихся в книге Даниила как вполне конкретно-исторические, осмысляется как указания на некоторые мистические реалии. Как видно, указанная интерпретация противоречит одному из основных принципов выявления sensus plenior – наличию смысловой аналогии между авторским смыслом указанного текста и sensus plenior или типологической связи между ними. Наиболее серьезным аргументом против указанной версии является отсутствие фигуры первого Помазанника-Владыки, который должен был явиться через семь седмин после указа Артаксеркса Эзре (Дан 9, 25). Опирающиеся на перевод Феодотиона попытки перетолкования этого текста противоречат не только авторскому смыслу, но даже синтаксису еврейского текста книги Даниила.

Еще менее убедительные результаты дает отсчет седмин от указа Артаксеркса Неемии, данного в 445 году до н.э. В христианской литературе он впервые появляется в трудах Юлия Африкана; затем он был подхвачен Феодоритом Кирским, Иоанном Златоустом и другими авторами. Особую поддержку экзегетов эта датировка вызвала из-за использования ими переводов Феодотиона и бл. Иеронима, где еврейская фраза ץוּרחָוְ בוֹחרְ התָנְבְנִוְ передается как «καὶ οἰκοδομηθήσεται πλατεῖα καὶ τεῖχος» и «et rursum aedificabitur platea, et muri» – «и отстроятся улицы и стены». Таким образом, предсказание оказывается так или иначе связано с восстановлением стен Иерусалима, а поскольку о восстановлении стен города говорил только указ Артаксеркса Неемии, данный в 445 году, отсчет 70 седмин по мнению экзегетов нужно начинать именно с этой даты[613]. Тем не менее при отсчете 70 седмин от указа Артаксеркса Неемии прийти ко времени Иисуса Христа решительно не получается: последняя сед-мина приходится на 39–46 годы н.э., уже после окончания служения Иисуса Христа, но до начала иудейской войны. Этот факт побудил большинство экзегетов использующих эту дату, как древних, так и новых, прибегнуть к попыткам искусственно изменить продолжительность 70 седмин, толкуя входящие в них годы как невисокосные годы еврейского календаря (Юлия Африкан) или как «пророческие годы» (Р. Андерсон). Другой подход был предложен Иоанном Златоустом, который полагал, что отсчет седмин от указа Артаксеркса Неемии позволит прийти к датам иудейской войны, что, как мы видим, также не подтверждается хронологическими расчетами. Любопытно, что отсчет 70 седмин от указа Артаксеркса Неемии дает неожиданную поддержку традиционной иудейской интерпретации, связывающей личность Помазанника с последним иудейским царем Агриппой. Правление Агриппы (41–44 годы н.э.) действительно приходится на период последней седмины, а его смерть стала окончанием истории независимого еврейского государства. Тем не менее подобная версия также не выдерживает критики: соотнесение последней седмины с событиями времен Агриппы поставило бы перед нами те же самые проблемы, что ее соотнесение с периодом служения Иисуса Христа.

Говоря о всех вариантах христологической и исторической интерпретации 70 седмин, следует отметить еще одно серьезное возражение, которое одинаково относится к датировкам «прекращения жертвы и поставления мерзости запустения» 30, 33, 70 и 130 годами. В 12 главе книги Даниила мы находим следующее указание: «Со времени прекращения ежедневной жертвы и поставления мерзости запустения пройдет тысяча двести девяносто дней. Блажен, кто ожидает и достигнет тысячи трехсот тридцати пяти дней» (Дан 12, 11–12). Речь, безусловно, здесь идет о том же самом событии, что и в стихе Дан 9, 27[614]. Тем не менее попытка связать это пророчество с приведенными выше датировками поставления «мерзости запустения» не позволяет нам прийти к каким-то значимым датам. Это отмечал еще А.Д. Беляев: «Кроме того, после прекращения ежедневной жертвы и поставления мерзости запустения в Иерусалимском храме при Тите, через 1290 дней “последнего времени” не наступило и вообще ничего особенного не случилось. Равным образом нет никакой причины называть блаженными тех, которые дождались 1335 дня после завоевания Иерусалима»[615]. Разумеется, можно полностью согласиться с этим замечанием. Если мы попытаемся использовать здесь последовательно применяемый нами принцип «день за год», отсчитав от указанных дат 1290 и 1335 лет, нам также не удастся получить дат каких-либо исторических событий, которые можно было бы связать с исполнением пророчеств книги Даниила. Этот факт опять-таки ставит под серьезное сомнение все упомянутые выше датировки прекращения жертвы и «поставления мерзости запустения».

Другим толкованием 70 седмин, заслуживающим отдельного рассмотрения, является их эсхатологическая интерпретация, наиболее популярная в работах диспенсационалистов. Расчет продолжительности 70 седмин, ставший почти общепринятым в работах этой богословской школы, был предложен шотландским богословом Р. Андерсеном. Он использовал для расчета 70 седмин «пророческий год» продолжительностью 360 дней. Такой подход как будто бы позволил ему получить дату окончания 69 седмин, совпадающую