Монгол - Тейлор Колдуэлл

Тогрул-хан рассказал китайцу о требовании Темуджина получать в качестве трофеев в будущих сражениях пленных татар и их имущество. Он говорил об этом сладким, слегка насмешливым голоском, но в груди у него кипело пламя ревности и презрения. Китаец не стал демонстрировать презрения или насмешки. Он просто удивленно смотрел на Темуджина, а позже предложил ему прогуляться по саду и начал рассказывать молодому монголу об истории, величии и цивилизации своего народа. Он показал Темуджину, как огромная древняя империя управляется с помощью традиций, культуры, поэзии и музыки, философии и науки.

Ему представились серебристые реки и большие города, где люди обсуждали учение Будды и Лао-Цзы и считали, что строка золотых слов стоит больше самой дорогой добычи.

Он слышал голоса, не кричащие от ярости и ненависти. Нет, эти голоса вели долгие обсуждения значения сложной философской фразы. Ему представлялись храмы, и он слышал звон колокольчиков и слышал дискуссии священников. Ему стало понятно, что поэты там ценились выше ханов, и фамильная гордость была выше гордости богача.

— Наши люди уже не поют военные песни, — говорил Йе Лю Чутсай, улыбаясь. — Мы ценим солдата ниже, чем животное, и никто не желает слушать его истории о военных победах. Если мы принимаем участие в войне, мы делаем это, заткнув носы от вони. Мы предпочитаем наслаждаться природой и красотой нашей земли. Эти вещи абсолютно разумны, сумасшествие царит в головах больных людей. Нам нравятся эпиграммы, они наше оружие. Мы всегда спокойны и грустны и в то же самое время умеем веселиться. Нам известно, что по натуре человек — это зло, и мы стараемся прикрыть зло цветами и благовониями заглушать вонь!

— Тем не менее, — цинично заметил Темуджин, — ваши купцы никогда не забывают о своей выгоде, и они умеют копить огромные богатства.

Йе Лю Чутсай рассмеялся и заметил:

— Это так. Сквозь музыку, доносящуюся из чайных домиков, слышен звон монет в карманах наших купцов. Но это неблагородные люди. Я же говорю о людях, которые мне равны по происхождению.

Потом Йе Лю Чутсай откровенно рассказал Темуджину о коррупции правительственных чиновников, о ненависти, существующей между классами общества за Великой стеной, о невыносимо высоких налогах и о вражде между буддистами и конфуцианцами, о бедственном положении простого народа и о разочаровании мыслящих людей, о господах-пьяницах, ленивых и глупых принцах, о бюрократах и демократах, занятых бесконечными бумажными войнами, о банкротствах, отчаянии и безнадежности положения бедняков. Он говорил откровенно как философ, который одинаково терпимо относится к несправедливости и злу и ничего не желает с этим делать.

— Никто из этих людей не является благородным человеком, — добавил китаец и сделал гримасу, будто его собственные слова внушали ему отвращение.

— Среди подобной ненависти и неразберихи не может быть объединения перед лицом войн и агрессии, — заявил Темуджин. Казалось, что он рассуждал вслух.

— Китайцы по природе — веселые, страстные и милые люди, больше всего они ненавидят рабство.

— Вы стали далеки от всего народа, и вы созрели для того, чтобы разрушить ваше государство, — заявил Темуджин.

Принцу было приятно присутствие Темуджина, как приятно освежает легкий ветер. Ему хотелось больше узнать о жизни Темуджина и о его народе. Он слушал его с живым интересом, хотя некоторые вещи его ужасали.

— Что ты делаешь в свободное время, когда ты не совокупляешься ни с кем, не ссоришься и не убиваешь?

— Сплю, — ответил Темуджин и громко захохотал.

При этих словах принц довольно покачал головой и улыбнулся.

Темуджин был поражен ловкостью и хитростью китайских воинов, сражавшихся бок о бок с воинами его и Тогрул-хана. Они не боялись убивать, но делали это так, будто выполняли неприятную обязанность, которая не приносила удовольствия. Более того, они сражались, как дьяволы, но если было нужно, то не стеснялись отступать.

Солдаты Темуджина и караиты сражались, крича от упоения боем, и умирали без сожаления. Все, что Темуджину удавалось узнать, он как бы складывал в особую кладовую в памяти и ничего никогда не забывал. Ему стало известно, что ум и благородство плохо умеют защищаться от натиска и свирепости. Благородному человеку невозможно противостоять сражающейся «машине». У него для этого слишком много воображения, ему становилось дурно от вида собственной крови.

Татары были свирепыми и дикими людьми, они сражались, нападая и разя, как разят дикие примитивные звери. Но они не смогли выстоять перед противником, далеко их превосходящим числом. Даже получив смертельную рану, падая на колени, они пытались поразить противника. Темуджину это было близко, он восхищался такими воинами.

Татар оттеснили от стены. Они раздробленными рядами отступили, и их стали преследовать. Позади себя они оставили свои юрты, женщин и детей, и их сразу прибрал к рукам Темуджин. Тем временем его воины преследовали татар и брали их в плен. Вечером, посреди хаоса и неразберихи, Темуджин выступил перед татарами и пригласил их присоединиться к его племени.

Татары глядели на Темуджина и понимали, что он из их числа. Татары страстно ненавидели китайцев и караитов, предавших их. Но Темуджин был им люб. Они преклоняли перед ним колена и клялись ему в верности.

Тогрул-хан не переставал радоваться и хвастал перед Йе Лю Чутсаем своими победами. Он получил титул ванга, как ему и обещали китайцы.

Кроме того, ему досталось много трофеев. Темуджин, как и говорил раньше, желал получить воинов, их семейства, юрты и стада. Не создавая шума, он выбрал среди женщин двух самых красивых девушек и сделал их своими женами. Теперь татары думали, что он — их союзник и ненавидит их врагов также сильно, как и они их ненавидят.

— Терпение, — повторял он татарам. — Терпение. Мы еще всем отомстим.

Йе Лю Чутсай жалел, что придется расстаться с Темуджином.

— Не волнуйся, — сказал ему Темуджин со странной улыбкой. — Мы еще встретимся.

Йе Лю Чутсай подарил Темуджину ожерелье из жемчуга и опалов для Борте. Кроме этого, Темуджин получил в подарок множество ящиков из бамбука с чаем, пряностями и многие локти шелка. Они расставались, выражая друг к другу симпатии и пожелания всего наилучшего.

У Темуджина началось долгое возвращение домой, а за ним следовала длинная колонна его новых подданных. Татары ехали рядом с его собственными воинами и делили с ними одеяла и еду.

Джамухе не нравились татары, и он им не доверял. По ночам он беседовал с некоторыми китайскими офицерами и ощущал себя как среди понятных и родных людей. Когда он ехал домой с Темуджином, он постоянно отставал и чувствовал, что его анда стал для него совершенно чужим, и любовь между ними умерла.

«Мне следует куда-нибудь уехать, — мрачно рассуждал Джамуха. — Меня, наверно, смогут принять люди из племени моей матери. Мне лучше не жить рядом с Темуджином».

Во время долгого путешествия домой в Гоби Темуджин не разговаривал с Джамухой, и тот обратился к нему всего лишь раз.