Хороните своих мертвецов - Луиз Пенни

Они смотрели друг на друга. Наконец Том Хэнкок вздохнул:

– Если бы мне повезло, то с утеса упали бы вы.

– Это было бы неприятно.

Хэнкок устало улыбнулся:

– Сдаюсь. Сопротивление окончено.

– Merci, – сказал Гамаш.

У дверей Хэнкок повернулся. Рука Гамаша, чуть подрагивая, потянулась к защелке.

– Я не должен был обвинять вас в спекуляции на вашей скорби. Моя ошибка.

– Может, не такая уж и большая, – заметил Гамаш. – Мне пора покончить с этим. Отпустить их.

– Со временем, – сказал Хэнкок.

– Avec le temps, – согласился Гамаш. – Да.

– Вы только что упомянули видеоролик, – сказал Хэнкок, вспомнив о еще одном своем вопросе. – Вы знаете, как он попал в Интернет?

– Нет.

Хэнкок внимательно посмотрел на него:

– Но подозрения у вас есть.

Гамаш вспомнил лицо Франкёра, искаженное гневом, когда он, Гамаш, дал волю своей ярости. Их противостояние имело давнюю историю. Франкёр достаточно хорошо знал Гамаша, чтобы понимать, чем можно уязвить его сильнее всего: не критикой неудавшейся операции по освобождению заложника, а как раз противоположным. Похвалой. Незаслуженной похвалой, хотя его люди и погибли.

Если старшего инспектора не смогла остановить пуля, то вот это, возможно, и остановит.

Однако теперь перед мысленным взором Гамаша возникло другое лицо. Молодое. Жаждущее присоединиться к ним. Но снова получившее отказ. Ее опять отправили в подвал. Где она мониторила все. Слышала все. Видела все. Все записывала.

И все помнила.

– Передай привет Рейн-Мари, – сказал Эмиль.

Они с Гамашем стояли у двери. В «вольво» Гамаша уже лежали его чемодан и разные угощения от Эмиля для Рейн-Мари. Печенье от Пайяра, паштет и сыр от Ж. А. Муасана, шоколад из женского монастыря, продающийся в магазине на рю Сен-Жан.

Гамаш надеялся, что большинство всего этого доедет до Монреаля, хотя некоторые сомнения на этот счет у него и Анри все же были.

– Непременно. Наверно, я вернусь через несколько недель, чтобы давать свидетельские показания в суде. Впрочем, у инспектора Ланглуа есть все необходимые доказательства.

– К тому же и признание помогло, – с улыбкой сказал Эмиль.

– Да.

Гамаш оглядел дом. Они с Рейн-Мари много лет приезжали сюда после отставки Эмиля и его возвращения с женой в Квебек-Сити. После смерти Алисы они стали приезжать чаще, чтобы Эмиль не оставался один.

– Вот, думаю продавать дом, – сказал Эмиль, видя, как оглядывается Арман.

Гамаш повернулся к нему, помолчал.

– Да, дом большой.

– Ступеньки становятся все круче, – согласился Эмиль.

– Мы всегда вам рады, вы это знаете. Переезжайте к нам.

– Да, я знаю, merci, но, пожалуй, я останусь здесь.

Гамаша это не удивило. Он улыбнулся:

– Знаете, я подозреваю, что Элизабет Макуиртер испытывает те же чувства. Трудно жить в большом доме одной.

– Правда? – спросил Эмиль, глядя на Гамаша с нескрываемым подозрением.

Тот улыбнулся и открыл дверь:

– Не выходите на улицу – холодно.

– Не такой уж я хлюпик, – отрезал Эмиль. – И потом, я хочу попрощаться с Анри.

Услышав свое имя, пес посмотрел на Эмиля, выставив вперед уши и насторожившись: а вдруг речь идет о чем-то вкусненьком? И он не ошибся.

Тротуар только что очистили от снега. Перед рассветом буря прекратилась, и солнце поднялось над безупречно белым ландшафтом. Город сиял, свет отражался от всех поверхностей, создавая впечатление, что Квебек-Сити сотворен из кристаллов.

Прежде чем открыть дверь машины, Гамаш взял горсть снега, слепил снежок и показал Анри. Пес заплясал, потом остановился, напружинился, готовясь к прыжку.

Гамаш подбросил снежок в воздух, и пес подпрыгнул, нацелившись на снежок: вот теперь уж он его точно поймает и тот останется целехоньким у него в пасти.

Снежок упал, и Анри ухватил его, сомкнул челюсти. Когда он приземлился на все четыре лапы, у него в пасти был только снег. Опять.

Но Гамаш знал, что Анри не прекратит попыток. Пес никогда не оставит надежду.

– Так все-таки что за женщина оказалась в гробу Шамплейна?

– Я думаю, какая-нибудь больная из сумасшедшего дома Дугласа. Почти наверняка умерла естественной смертью.

– Ну хорошо, он сунул ее в гроб Шамплейна, но что он сделал с самим Шамплейном?

– Вам уже известен ответ на этот вопрос.

– Откуда? Да и стал бы я спрашивать, если бы знал.

– Я вам намекну. Ищите ответ в дневнике Шиники. Вы на днях читали его мне. Я позвоню вам, когда доберусь до дома, и если к тому времени не сообразите, тогда скажу.

– Ну ты и вредный! – Эмиль на миг прикоснулся к пальцам Гамаша, лежащим на дверной ручке машины.

– Merci, – сказал Гамаш. – За все, что вы сделали для меня.

– И тебе – за то, что ты сделал для меня. Значит, ты думаешь, что мадам Макуиртер может понадобиться помощь?

– Думаю, да. – Гамаш открыл дверь машины, и Анри прыгнул внутрь. – И кстати, еще я думаю, что ночь может быть клубничка.

Эмиль рассмеялся.

– Ну, если это останется между нами, то я тоже так думаю.

Через три часа он уже был дома. Гамаш и Рейн-Мари сидели в своей уютной гостиной, в камине потрескивали поленья.

– Звонил Эмиль, – сказала Рейн-Мари. – Просил передать тебе кое-что.

– И что же?

– Он сказал «три мумии». Тебе это о чем-нибудь говорит?

Гамаш улыбнулся и кивнул. Три мумии были вывезены в Питтсбург, а Дуглас из Египта привез только две.

– Я все думала об этом видео, Арман.

Он снял свои полукруглые очки:

– Ты хочешь посмотреть?

– А ты хочешь, чтобы я посмотрела?

Он помедлил:

– Я бы предпочел, чтобы ты этого не делала, но, если тебе надо, я посмотрю с тобой.

Она улыбнулась:

– Merci, но я не хочу это видеть.

Гамаш нежно поцеловал ее, и они снова погрузились в чтение. Рейн-Мари кинула взгляд на Армана.

Она знала все, что ей нужно было знать.

Габри стоял за стойкой бара в бистро, протирая стаканы кухонным полотенцем. Вокруг болтали, смеялись, читали или тихо сидели его друзья и клиенты.