История журналистики Русского зарубежья ХХ века. Конец 1910-х - начало 1990-х годов - Владимир Перхин

– И все-таки журнал продолжает ориентироваться прежде всего на Россию?

– Именно – на Россию. Даже то, что мы, предположим, делаем, сотрудничая с Восточной Европой и пытаясь установить диалог с западной интеллигенцией, это все равно делается для России. Если бы журнал потерял этот ориентир, он потерял бы смысл своего существования вообще. Для нас ориентир прежде всего Россия и в первую очередь российский читатель. Мы печатаем польские, болгарские, румынские материалы для того, чтобы в России знали, что творится в сопредельных с нами странах, и делали из этого выводы. Это в какой-то мере тоже передача опыта, конвергенция опыта России и Восточной Европы. Очень жаль, что нам с каждым днем все труднее его доставлять туда, к русскому читателю, на которого он рассчитан, но мы делаем все от нас зависящее, чтобы поддержать это проникновение журнала хотя бы на том уровне, на каком это держалось до сих пор.

– Но ведь проникновение журнала в Россию это процесс двусторонний?

– Да, разумеется, и кстати сказать, это тоже один из принципов журнала: получить информацию литературную, политическую, религиозную, общую информацию из России, спрессовать ее в книжку журнала и вернуть туда же в Россию, т. е. сделать эту информацию общим достоянием. Проникновению «Континента» в СССР интенсивно помогают западные радиостанции.

Нас очень много, во всяком случае, до недавнего времени, передавала «Свобода». «Немецкая волна» передавала и передает до сих пор. Часто о «Континенте» и его содержании говорят «Голос Америки» и «Би-Би-Си». Это помогает массовому распространению понятия «Континент». Но еще раз хочу повторить: если журнал потеряет ориентир, который я называю Россией, он потеряет смысл своего существования.

– Сейчас в России происходят очень сложные процессы. Как реагирует на это журнал и какова его позиция в этом сложном разнородном потоке?

– Мы стараемся отражать все позиции, но, разумеется, выражая и свое отношение к этим позициям. Насколько нам удается уловить то, что там происходит, – мне трудно судить. Но все-таки посильно мы стараемся идти следом за тем процессом, который развивается там, в метрополии.

– Но журнал, тем не менее, не просто микрофон, – это, скорее, резонатор, он усиливает какие-то вещи, которые более близки его принципиальным позициям, иногда меньше отражая явления, которые не совпадают с этими позициями. Как редактор журнала, в чем Вы видите желательное?

– Желательное развитие я вижу в возникающих и развивающихся демократических тенденциях. Я не могу ориентироваться на какое-то определенное течение в нашем, как теперь это принято называть, духовном, гражданском и политическом возрождении. Большинство наших членов редколлегии представляют демократическое движение. Поэтому предпочтение отдается этому направлению, но я считаю, что мы в достаточной степени уделяем внимание всему спектру восточноевропейского возрождения. Возможности толстого журнала, к сожалению, ограничены, само понятие «толстый журнал» уже определяет круг его читателей. Это прежде всего круг современных интеллектуалов России и Восточной Европы, куда мы включаем Прибалтику и все сопредельные страны: Украину, Белоруссию и т. д. и т. д. Конечно, желательно было бы, чтобы круг этот все более расширялся. Но по нашим сведениям, влияние журнала и его распространение вышло уже за этот круг. Вы полистайте-ка «Хронику текущих событий»95, которая выходит в Нью-Йорке, ее издает Чалидзе, или новое издание Кронида Любарского – «Континент» отбирается при обысках уже чуть ли не на Камчатке. Значит, его распространение давно перешагнуло границы того сравнительно небольшого круга интеллектуалов, который существует в Москве и в Ленинграде.

– Скажите, Владимир Емельянович, а как Вы смотрите в целом на будущее журнала?

Мне кажется, что в этом, если можно так выразиться, соревновании все возникающих и возникающих печатных органов победит сильнейший. К сожалению, возможности читательского рынка (если журнал или газета не переводится на другие языки) на Западе очень ограничены, все мы зависим от интенсивности той эмиграции, которая сейчас происходит из Советского Союза. Но у этой эмиграции, Вы сами знаете, есть определенные особенности, которые в общем-то и определяют спрос на эмигрантскую литературу. Что же касается России, на которую в основном и рассчитывают русские зарубежные издания, то, мне кажется, количество уже имеющихся печатных органов, в общем уже удовлетворяет спрос.

– Тем не менее возникают постоянно самиздатовские журналы в России…

– Замечательно. А самиздатовские журналы заполняют те пустоты, которые в силу тех или иных причин образуются в наших изданиях. Самиздатовские журналы – это для нас очень важное и необходимое дополнение. Сегодня они удовлетворяют непосредственный спрос, но завтра Вы увидите, как эти журналы будут быстро умирать и на их месте станут возникать новые, потому что они отвечают лишь на сегодняшние потребности. А вот устоявшиеся органы отвечают постоянной потребности русского читателя. Я имею в виду «Грани», «Двадцать два», «Континент», «Русское возрождение», «Время и мы», «Посев», «Русскую Мысль», «Новое Русское Слово» и целый ряд других.

– Владимир Емельянович, как Вы смотрите на будущее русской эмигрантской прессы?

– Основные издания останутся, но многие журналы прекратят свое существование здесь на Западе (в том числе, может быть, и «Континент»), потому что нужда в них отпадет, они перестанут отвечать все развивающейся аудитории в России.

– То есть Вы считаете, что журналы на Западе, русские журналы на Западе не могут существовать?

– Вот посмотрите «Новый журнал», к примеру, практически ориентирован именно на эмиграцию, и Вы видите, как все сужается и сужается его читательская аудитория. В западном, в свободном мире не менее двух миллионов русских, а максимальный тираж, который может позволить себе журнал, например, «Континент» – это четыре тысячи экземпляров. Три тысячи экземпляров книги считается бестселлером. Значит и с той эмиграцией, которая сейчас сюда прибывает, и с той эмиграцией, которая здесь давно, происходят какие-то метаморфозы. Молодежь очень стремительно ассимилируется, а то и не интересуется литературой вообще. Многие из старшего поколения тоже не интересуются литературой. Поэтому я смотрю пессимистически на журнал, который думает ориентироваться только на эмиграцию. Во всяком случае, до сих пор все журналы, которые пытались и пытаются до сих пор ориентироваться только на здешнего читателя, экономически себя не оправдывают. Они, как и все мы, пользуются определенной поддержкой тех или иных западных издателей, тех или иных западных политических кругов, а без такой поддержки мы вообще не могли бы существовать.

– И все же?

– Что ж, могу пожелать смельчакам только удачи. Как говорится, безумству храбрых!

Прежде всего я позволю себе обратиться к опыту собственной судьбы, чтобы на личном примере проиллюстрировать механизм самовоспроизводства, самовозрождения, самовосстановления культуры, а также ее значения в жизни человека и общества, ее необратимой беспрерывности.