Приют героев - Генри Лайон Олди

– Рада помочь, коллега. Один из квесторов, вор Санчес Панчоха, присутствовал в таверне «Осёл и роза», когда вы с братьями Кручениками вербовали некоего Гвоздилу. Думаю, Санчес осведомлен и о дальнейшей судьбе Гвоздилы. Если он доверился некроманту Кристоферу Форзацу, то для мага соответствующего профиля нетрудно сделать ряд далеко идущих выводов. Как версия, устраивает?

Внезапно обернувшись, Эфраим двумя шагами сократил расстояние до опасно-интимного. Длинные руки обняли Анри, ласково, но настойчиво прижали к груди некроманта, а сухие губы по-отечески – ну, почти по-отечески – чмокнули в лоб.

Между двумя бурками, своей и гроссовой, оказалось тепло до дрожи в коленках.

На щеках Анри вспыхнул густой румянец: должно быть, от жары.

– Благодарю, голубушка! – слегка отстранив вигиллу, но не спеша восстановить статус-кво, Эфраим растроганно моргал. Глаза великого некроманта увлажнились, на кончике носа блестела пыль от мисканта. – Вы просто чудо! Я непременно отпишу председателю Месропу, чтобы он повысил вас в чине! Или в ранге? В чем там вас повышают? Впрочем, неважно. Кликуша сам найдет, как сделать вам приятное, если просьба Эфраима Клофелинга еще что-то значит!

Оставив даму в покое, он отвернулся и тихо шмыгнул носом.

Можно сказать, всхлипнул от полноты чувств.

«Прикидывается или нет?» – гадала вигилла, чуя заранее, что гадание плодов не принесет. Увы, подруга, винить некого. Ты известила гросса насчет вашего знакомства с Гвоздилой и служебного интереса к чурихским теневым изысканиям, приняв на себя часть бремени профоса Фернана Тэрца… Надзор Семерых должен быть счастлив: вига из Тихого Трибунала покрывает их человека. Но что делать, если Эфраим спросит: сударыня, откуда вам известны имена двоих квесторов? Как вы выяснили, что один из них – квалифицированный некромант?!

Будем надеяться, бурный денек ослабит наблюдательность Клофелинга, как ослабил он сдержанность Генриэтты Куколь.

Ох, язык до тюрьмы доведет…

* * *

– …Значит, этому вас в Бравалле учили, молодой человек?

Контуженный Герман угрюмо молчал, глядя в землю и избегая встречаться глазами с гневным дядюшкой. Сквозь бинты на лбу выпирала изрядная шишка, словно юный стратег вознамерился от большого ума родить из головы Ахинею-Воительницу, как проделал это некогда великан Прессикаэль. Исполина можно было понять: он жаждал иметь потомство, а жены иметь не жаждал. Увы, на тот момент вожделения Прессикаэля не осуществились – ему в третий раз отказала Ползучая Благодать. Это уже позднее, зачав при помощи левой лодыжки, сердечной избыточности и милости Нижней Мамы…

Впрочем, шишка Германа не имела отношения к рождению новой воинствующей Ахинеи. Да и размеры самой шишки были скромнее, чем казались на первый взгляд: под повязкой скрывался лечебный компресс. Перевязывала беднягу добрая целительница, исключительно красивая дама – из обращения к ней коллег-некротов Конрад узнал, что зовут даму Сестрой-Могильщицей. С этого момента беспокойство барона за здоровье племянника резко усилилось.

Возможно, потому обер-квизитор и был сейчас так строг с Германом.

– Вы, сударь мой, взбудоражили пол-Реттии! Вашим делом занялся не только Бдительный Приказ, но и Тихий Трибунал! Родственники чуть с ума не сошли, оплакивая погибших детей и внуков! А хитроумные оболтусы чистят белые перышки… Ладно, на усилия квизиторов и вигилов, а также на скорбь близких людей вам плевать – как истинным рыцарям Света и Добра! Идеалы превыше всего. Но думать-то вас учили?! По крайней мере, лично вас, молодой человек?! На факультете фундаментальной стратегии, который вы непонятным для меня образом сумели окончить с отличием. Шевелить мыслительной мышцей? Просчитывать последствия?

– У нас был план! Хороший план, – Герман вскинул голову и сморщился от боли, гулко ударившей в виски.

– Неужели? – язвительно переспросил фон Шмуц-старший. – Если это хороший план, то я – Вечный Странник! Результат, как говорится, на лице. На вашем, господин стратег, и на лицах ваших товарищей. Вас никогда не учили, что все гениальное – просто?

– Учили…

– Скверно учили! Столь громоздкий замысел просто обязан был провалиться. Запомните, сложные интриги процветают лишь в балладах. А на практике… Хвала небесам, что вы не избрали простой путь! Тогда последствия могли оказаться куда более плачевными.

– Откуда вы знаете, дядя?

Судя по гримасе, исказившей черты Германа, командор наконец понял, что любимый дядюшка, бранясь, много чего не договаривает. И хорошо, что не договаривает, а то со стыда сгоришь и по ветру прахом развеешься.

– Мне по долгу службы положено – знать и предвидеть. Ладно, племянничек, считай, легко отделался. Посидите под домашним арестом…

– За что?! Вы не имеете права!

– О правах вспомнил? Тебе перечислить статьи Уложения, под которые подпадают ваши действия? – барон поднялся на ноги. Он стоял перед красным, как вареный рак, племянником, уперев руки в бока и грозно качаясь с пятки на носок. – Изволь, мне не трудно. Причинение имущественного ущерба второй степени. Надеюсь, Трепчик с радостью подтвердит ущерб, повысив степень до десятой. Нарушение общественного порядка третьей степени. Провокация, цель которой – намеренное введение в заблуждение сотрудников Бдительного Приказа и Тихого Трибунала. Вынос сугубо локального квеста за границы экстерриториального Майората, что является…

– Хватит, дядя…

– С избытком хватит! Герман, я не сторонник особых мер. Просто дай слово, что ты и твои друзья не станете покидать пределы… э-э… кадавральни без моего на то позволения.

Герман тоже встал. Голова стратега закружилась, он пошатнулся и барон заторопился поддержать племянника. Взгляд побитой собаки, стыд, разочарование, обида на судьбу… Довольно предсказуемое выражение. И все же что-то не нравилось Конраду в позе, в лице Германа, в упрямых складках на лбу, под самым бинтом. Может, сказывается контузия?

– Даю слово чести, – внятно произнес молодой стратег.

– Вот и хорошо. А теперь ложись-ка спать. День был тяжелый, тебе нужен отдых.

Барон помог племяннику подняться по ступенькам: того качало, словно под ногами была не твердая земля, а палуба фрегата, сражающегося с бурей. Наружная дверь домика, а также внутренняя, что вела в одну из двух комнат, не запирались. Но слово чести для барона выглядело убедительней наилучших запоров.

Простая деревянная кровать, аккуратно застеленная, очевидно, составляла раньше все убранство комнаты. Лишь сейчас, ввиду появления неожиданных жильцов, сюда принесли крепкий табурет и сундук для одежды. Остро чувствовался свежий запах трав: чабрец, полынь, что-то еще. Барон был не силен в ботанике. Главное, пахнет приятно. Вот если бы горели благовонные свечи, или хозяева разбрызгали флакон духов, тогда конечно…

Герман тяжело опустился, почти упал на кровать.

– Сам разденешься, или помочь?