Метро 2033. Пасынки Третьего Рима - Татьяна Живова

Костя откинулся на подушку и на несколько мгновений прикрыл глаза. А когда обеспокоенный Марк уже решил, что другу плохо, веки черкизонца поднялись.

– Теперь я куда более соответствую выбранному прозвищу! – с видимым удовлетворением произнес он и подмигнул. – Надо же, а я его выбирал исключительно в качестве противовеса Красавчику! Кто же знал, что оно сработает так… эффективно?

И Квазимодо снова рассмеялся – легко и искренне.

Марк смотрел на веселящегося друга, и в голове его зрело решение.

– Кость, – наконец неуверенно сказал он. – Я тут подумал и решил…

И осекся, увидев мгновенно налившиеся тревогой и страхом глаза.

– Ты чего? – обеспокоился скавен.

– Ты… – Костя нервно сглотнул. Улыбка его увяла. – Ты хочешь мне сказать, что… раз я теперь такая страхолюдина – ты больше не станешь со мной знаться?..

Повисло густое и тяжелое, как переваренная патока, молчание.

– Ой, блин, ду-урень! – простонал скавен, с размаху утыкаясь лицом в ладонь. А потом не выдержал и заорал: – Придурок долбаный, ты вообще думаешь, что говоришь?! Знаться не буду!.. Да я ж только о тебе и думал все это время, пока… – на его когтистую загорелую кисть вдруг опустилась бледная, никогда не знавшая солнечного света рука. От неожиданности скавен заткнулся и дикими глазами посмотрел на «чистого».

– Прости, – коротко и виновато сказал Костя.

Марк шумно вздохнул, пытаясь успокоиться и вернуть былую решимость. Но… неужели Костя боялся того же, чего боялся и он?..

– Это ты меня прости, – вторая рука скавена легла поверх ладони друга. – Кость, я… Я же чего хотел-то… Ты – «чистый», а я – мутант. Я долго думал об этом… боялся, что ты откажешься. А вот сейчас, когда ты сам… боишься… В общем, Кость… Ты не согласишься… быть мне братом?

Квазимодо устремил на него непонятный взгляд. А потом вздохнул – длинно, тяжко и с нечеловечески кротким терпением:

– Дурак ты, Крыс, а не мутант!.. Я же и сам хотел попросить тебя о том же. Еще там… Только вот испугался в последний момент, что ты мне откажешь. А потом тебя увезли…

– Выходит… мы боялись одного и того же? – уголки губ скавена невольно поползли в стороны и вверх, а в груди гулко и радостно бухнуло сердце.

– Выходит, что да.

Друзья, а теперь уже и названные братья переглянулись.

– Феерические идиоты! – сказали они в один голос любимую фразу Гая. И, не выдержав, расхохотались.

Дружный и неудержимый смех двух мальчишек звонкой искристой пригоршней жемчуга и самоцветов раскатился по унылой палате подземного лазарета.

В дверь, чуть приоткрыв ее, заглянула обеспокоенная Лякса, но, увидев, что у подопечных все в порядке, так же тихо и незаметно испарилась.

А они все смеялись и смеялись.

Крыс никогда не чувствовал себя настолько счастливым и свободным. Привычная взрослая суровость, которую он напускал на себя все эти годы, и особенно – весь этот крайний, переполненный горькими и опасными приключениями месяц, вдруг растаяла, словно ее и не было. И теперь он просто кожей чувствовал, словно сползает с него какая-то ороговевшая не то шелуха, не то и вовсе скорлупа, высвобождая, открывая того, кем он, в сущности, и был. Не взрослого «железобетонного» мужика, а пятнадцатилетнего подростка, любящего и пошутить, и посмеяться, и поболтать, и даже встрять в какую-нибудь веселую игру или приключение…

Марика Хмарова. Мальчишку – просто рано повзрослевшего и многое пережившего.

…А в голове все бились и бились звенящие, ликующие строчки Умникова стиха. Того самого, что Марк некогда упрямо твердил – и ожидая казни в могильной тишине темницы Атриума, и пробиваясь вслед за Шушарой сквозь мрак и ужасы древних подземных ходов ее крысиного царства.

…А Костя смотрел, как на его глазах меняется всегда непроницаемое и хмурое лицо того, с кем, кажется, еще совсем недавно он до смерти боялся находиться в одной клетке, и улыбался.

Так, как это умел делать только он. Ну и, пожалуй, Мартиша.

Горбушка, начало сентября 2033 года

– Ну что, ночные жители, нагулялись? – Существо, заслышав скрип входной двери и звук знакомых шагов по коридору, высунулась из своей мастерской и округлила глаза. – Матерь божья, а извозились-то как!.. В какой черной дыре вас носило, а точнее, трепало НА ЭТОТ РАЗ, молодые люди и нелюди?

– Все в той же, – Марк откинул промокший и заляпанный грязью капюшон камуфляжной парки. – Просто сегодня в этой дыре на редкость дождливо и грязно… – он снял с плеча арбалет со спущенной тетивой, тот самый, некогда подаренный Мартишей. Привычным движением, почти не глядя, повесил его на стену. Отстегнул от бедра самодельное кожаное туло с короткими стрелами-болтами, клацнул пряжкой столь же доморощенной перевязи с торчащими из ее гнезд рукоятками нескольких ножей. – Ма, мы нечеловечески вымотались и чудовищно хотим есть. А еще Квазимодо провалился в болотину чуть ли не по самые уши, поэтому из нас двоих он сейчас – самый мокрый, грязный и несчастный! И нуждающийся в тепле и заботе!

– Вот трепло… – улыбнулся действительно вымокший до нитки Костя, стягивая с нижней половины лица платок-арафатку. Шрамы на его лице уже затянулись, и оно теперь выглядело далеко не столь устрашающе, как пару месяцев назад, когда Лякса сняла наконец с него бинты. Акопян был прав – молодой пластичный организм, взбодренный уникальной фармакологией Алхимика и более-менее нормальным питанием, неплохо справлялся с полученными повреждениями. – Ма, не обращай внимания. Я в порядке. К счастью, вода была не слишком грязная и холодная. И мы сразу же помчались домой.

– Угу… – пробормотала Мартиша и неуловимо-быстрым движением потрогала лоб юноши, проверяя температуру. – Как там говорилось в старой доброй интернет-хохме? «С улицы пришли два куска грязи. Утверждают, что они – мои дети. Попробую отмыть – по голосам, вроде, похожи»… Имейте в виду, обормоты, – тут же предупредила она, – стираться будете сами! И вообще! То, что мы тут уже все – гм… представители нового мира – вовсе не повод таскать в дом радиоактивную грязь с улицы!

Юные охотники дружно посмотрели на свою одежду, а также – на живописно-грязные ботинки и оставленные ими не менее живописные следы в коридоре.

Уппс.

– А зато мы тебе кабанчика добыли! – поспешно и с чрезмерным воодушевлением объявил Марк, утаскивая названного брата за шиворот обратно ко входной двери. – Его там, во дворе, Крокодил стережет. Чтоб не убег.