Путинбург - Дмитрий Запольский

А Лиз Митчелл[654] положит мне на плечо шоколадную руку и поцелует в щеку. И от нее пахнет тоже цветами и немного перегаром. Ох, тут у меня, конечно, в животе бабочки бы защекотали крылышками, если бы я был женщиной. Но бабочек не было, а произошло совершенно другое явление, более свойственное семнадцатилетнему балбесу: у меня чуть не лопнули джинсы. Белые, расклешенные, купленные на Галере у фарцы за семьдесят рублей. Ох… В ту ночь мне снилась Митчелл. О да, это была страсть! Кстати, тогда я водку не любил, еще в пятнадцать лет отравившись на послепремьерном банкете в театре, на котором тетки-актрисы все пытались меня, исполнителя роли сына полка, напоить и накормить баклажанной икрой. Так я в облеванной гимнастерке с ефрейторскими погонами и бутафорской медалью «За победу над Германией» на груди был доставлен домой в такси в бессознательном состоянии. С тех пор ненавижу баклажанную икру, да, в сущности, и водку, и солдатскую форму, и георгиевские ленточки, и остальную дурь. Но речь не об этом, речь о Boney M.!

Прошло восемь лет, и я оказался первым журналистом в СССР, взявшим интервью у Маккартни для ленинградской «Смены». И потом, когда после концерта на банкете меня представили сэру Полу и он протянул мне руку, то оказалось, что это именно правая. Крепкая, мускулистая рука с мягкими пальцами. Обычно у музыкантов пальцы на правой руке мозолистые, как у стеклодувов, а у него — нет. Но как-то я не обомлел от восторга. Так устроена жизнь — когда ты видишь воочию человека-легенду, происходит расщепление: человек остается, а легенда отходит куда-то, отделяется, как душа от тела. Слетает красивая упаковка, и остается только то, что было внутри. В этом есть что-то от убийства. Или суицида? Иногда бывает безумно жаль улетевший в никуда ореол славы. Перед тобой просто усталый чел, улыбающийся красивыми фарфоровыми зубами цвета сантехники в уборной люксотеля. Потом, когда и мне придет время ставить виниры и мосты, я скажу ортодонту: делай белые, безо всяких подкрасок-прожилок. Чтобы одарять своей улыбкой незнакомых, которые смотрят на тебя как на звезду. И ждут от тебя чего-то такого, чего у обычных людей не водится. А ты такой же, как и все, — замотанный и загнанный, мучимый своими комплексами и проблемами, а порой и с бодуна. И за гримом и пудрой — уставшая от сухости кожа, испещренная морщинками от бесконечных улыбок каждый день с утра до вечера, которые даже вполне искренние! Но вот эта нужда — честно сиять глазами и взаправду лучиться — и выматывает больше всего. Так пусть хоть зубы сияют! Что-то же должно бросаться в глаза и запоминаться…

Да, я был когда-то телезвездочкой. Мелкой, но яркой. Непохожей на другие. Но не потому, что у меня какой-то особый талант, работоспособность, ум, образование и сила воли. Нет, я просто всегда стремился никому не угождать, ни под кого не класть свою работу и никогда не встраиваться в систему, глядя на мир и показывая его зрителям, слушателям и читателям под другим ракурсом. И это лучший путь к успеху. Тебя будут смотреть, слушать и читать. Ненавидеть те, кому твой ракурс ломает картину мира, но еще больше — те, кто не хочет, чтобы их видели иначе, чем при фотографировании на паспорт. И это значит, что ты всю жизнь будешь сталкиваться с этой ненавистью. Тебя будут чморить все, кто получил власть, имеет рычаги влияния, чувствует за собой силу. Россия так устроена. Она не хочет менять себя и даже думать о том, что ей нужно меняться не так, как это предлагают любые вожди. И этой ненависти противостоит любовь и уважение очень небольшой группы тебе подобных. У них нет заводов и пароходов, власти и жажды власти, оружия и денег. И они не защитят тебя ничем, кроме хиленького флешмоба. Но именно они — эти самые потребители моей телерадиолитературной продукции — и есть культурное ядро нации, надежда России. Да и всего мира. Человечества. И ради этого имеет смысл потерпеть все остальные неприятности.

Для своего телевизионного проекта в 1993 году я придумал название «Реки Вавилона». Почему? Что за странный вариант?

Сидели у меня на кухне в доме-корабле с режиссером Ромой Серовым и оператором Андреем Селезневым. Моя тогдашняя жена наливала чай, а мы думали, как назвать проект. Я попытался вспомнить самое яркое впечатление, ощущение в жизни. И откуда-то из Марианской впадины подсознания всплыл этот батискаф с клочком памяти. Мне вспомнился Александровский сад и сирень, мокрый сон с шоколадной девушкой, рассказ про то, как пил водку легендарный король диско. Рома Серов сказал:

— Полная хрень! При чем тут реки? А вот «Вавилон» — это классно! Это же и есть Петербург. Город, построенный как башня к небу, но лишенный высшей волей возможности услышать сам себя. Супер! И пишется как красиво! А давай!

Ежедневное ньюс-шоу «Вавилон» выходило в эфир пять лет, пока какой-то мудак — директор телеканала не потребовал сменить название на «Петербургское время», которое прожило в эфире до самого моего отъезда в 2011 году. И все эти годы нам никто не платил. Я фактически покупал эфир на каналах, чтобы иметь возможность транслировать свою передачу. Как это получалось? Формально существовали договоры, по которым некое ООО покупало рекламные блоки с условием, что они выйдут в конкретное время в конкретной программе. И мы искали рекламу, продакт-плейсмент, выпрашивали деньги у меценатов, снимали ролики и сюжеты, продвигающие бренды. Мы были популярным в Петербурге ресурсом, и меня знали сильные мира сего. Я приходил к бизнесменам и банкирам, промышленникам и торговцам: люди, помогайте нам! Только независимость СМИ может дать гарантию свободы в стране! Не мелите чепуху про форматы, аудитории и медиапланирование, уберите от меня своих сосок-пиарщиц, не ищите свою выгоду прямо сейчас — то, что я делаю, это не про сегодняшний день. Это прививка, вакцинация, это профилактика! Подумайте! Вас в стране тысячи, в Петербурге — сотни, а наша программа — одна. Если мы продержимся, то появятся последователи, если будут независимые от власти и олигархов, от необходимости искать рекламодателей, от спецуры и бандитов проекты, то будет будущее и у вас! И мне помогали. Немногие. Чаще всего до первого звонка из Смольного или даже со Старой площади: ребята, а зачем это вы спонсируете какого-то мутного чела, который вместо того, чтобы поддержать правильный курс на единство общества, раскачивает лодку? Вы что нам — враги?

Среди тех, кто меня спонсировал, был Тамаз