Мемуары Дьявола - Фредерик Сулье

В этот момент к Луицци, все еще стоявшему с кучером на станционном дворе, подошла служанка и поинтересовалась, желает ли он отужинать вместе с остальными путешественниками, ожидающими лошадей, или же он предпочитает, чтобы ему накрыли отдельно.

Луицци не прельщала перспектива провести вечер в одиночестве, и он ответил, что будет ужинать вместе со всеми. Он уже хотел последовать за служанкой, но кучер остановил его, заговорщически подмигнув.

– Хоть вы и прибыли последним, – сказал нормандец, – но, если желаете, можете уехать первым. Я пройду мимо вас в самый разгар ужина, и тогда вы скажете, например, что хотите спать, а потом найдете свой экипаж вон там, за той большой конюшней, уже запряженным, и мы быстренько улизнем, так что никто ничего не прочухает.

– Но вы же не знаете дороги, – усмехнулся Луицци.

– Ничего страшного, спросим, – невозмутимо заверил его нормандец; у Луицци аж глаза на лоб полезли от такой наглости.

– Да нет, пожалуй, – сказал он, – не так уж я и тороплюсь.

– Вот это да! – уже с неподдельным изумлением воскликнул кучер. – Вы разве не собираетесь жениться?

Луицци какое-то время не знал, что ответить, настолько был удивлен в свою очередь словами нормандца, а потом соврал на всякий случай:

– Да нет, я приехал совсем по другим делам.

– Ну что ж, удачи! – Кучер отступил, с недоверием разглядывая барона.

Он вошел в конюшню, и Луицци послышалось фырканье лошадей и неясное бормотание. Арман подошел поближе к конюшне, чтобы проверить внезапно зародившееся подозрение, и услышал, как кучер проворчал совсем тихо:

– Вот и еще один стремится в Тайи; но этот, похоже, не самый большой проныра из всей шайки.

Колокольчик, возвестивший, что ужин подан, помешал Луицци услышать что-либо еще, но из этой короткой фразы он уяснил, что путешественники, с которыми он сейчас сядет за стол, несомненно, прибыли сюда с той же целью, что и он. Ну что ж, значит, в столовой он постарается как следует изучить своих сотрапезников, а сам в то же время будет остерегаться их чрезмерного любопытства.

В начале любой комедии есть страничка, которой, как правило, пренебрегают романисты, хотя она принесла бы весьма ощутимую пользу, если бы авторы вставляли ее в свои произведения. Речь идет о списке действующих лиц. Я решил воспользоваться этим быстрым и целесообразным способом, чтобы ввести своих персонажей в действие, не требуя тем не менее патент на изобретение или рационализацию, как обязательно поступил бы в случае открытия львиной мази или арабских сладостей. Наоборот, я отказываюсь от своего изобретения в пользу любого, кто пожелает последовать моему примеру, если, конечно, творцы бессмертных трагедий и драм, только и умеющие воровать идеи достойных романистов и кормиться за их счет, не затаскают меня по судам, как посягнувшего на их литературную собственность.

Итак, действующие лица:

Господин Риго, владелец богатейших земель в окрестностях Кана, пятьдесят восемь лет, одет в синее платье с блестящими пуговицами, светло-серые, зауженные к низу панталоны, вытканный золотом сатиновый жилет; волосы седые, остриженные бобриком, руки смуглые, без перчаток, ногти аккуратно подстрижены.

Госпожа Турникель, его сестра, шестьдесят пять лет, маленькая толстушка, голос хриплый, вид вызывающий.

Господин Бадор, адвокат, тридцать шесть лет, строгий, черный от головы до пят костюм, особая примета – невыносимый блеск как сапог, так и волос.

Господин Фурнишон, приказчик меняльной конторы, двадцать семь лет, красавчик, округлая бородка, котелок от Бандони, платье от Шевроля, панталоны от Ренара, жилет от Блан, рубашка от Лами Усе, сапоги от Геррье, перчатки от Буавена, галстук от Пуйе; никогда не снимает шляпу.

Господин Маркуан, старший клерк нотариальной конторы, хорошенькие ножки, хорошенькие ручки, миленькое личико, красивенькое сложение, милая манера одеваться, сладенький голосок, красивый почерк, красивые волосы, словом – весь такой миленький, такой хорошенький, красивенький и сладенький…

Графиня де Леме, владелица поместья, граничащего с землями господина Риго, вдова пэра Франции, сорок пять лет, худая, высокая и плоскогрудая, высокомерная, орлиный нос, платья свои привозит из Парижа, шляпки заказывает в Кане, перчатки вязаные, крупные зубы, воспаленные глаза, лицо в красных пятнах, при разговоре частенько брызжет слюной.

Граф де Леме, ее сын, двадцать два года, одет далеко не так шикарно, как меняла-приказчик, но гораздо элегантнее, далеко не такой хорошенький, как клерк нотариуса, но намного обаятельней, роскошные усы и длинные шпоры, курит гаванские сигары, обедает в перчатках.

Госпожа Эжени Пейроль, племянница господина Риго, тридцать два года, статная блондинка, платье из белого муслина, простые шотландские чулки, ботинки, окованные гвоздями, гладко зачесанный прямой пробор, ножки и ручки редкого изящества, ослепительные зубки, большие томные глаза со слегка неуверенным из-за плохого зрения взглядом.

Эрнестина, ее дочь, пятнадцать с половиной лет, высокая и вполне сформировавшаяся девушка.

Акабила, вождь одного из малайских племен, лицо в татуировках, бритоголовый, сапоги с отворотами, кожаные короткие штаны, жокейская куртка.

Место первой сцены – в столовой постоялого двора в Муре; действующие лица – адвокат, клерк и приказчик.

Когда Луицци вошел в столовую, где находилась эта троица, они быстро спрятали в портфели бумаги, чтением которых были заняты; все трое недовольно и удивленно переглянулись, как бы спрашивая друг друга, знаком ли им вновь прибывший.

– Господа, – поздоровался Луицци, – к своему стыду, я пришел, кажется, чтобы похитить часть вашей законной собственности, ибо боюсь, как бы ужин, приготовленный на одного, не показался хозяину этой харчевни достаточным и для двух ртов, а затем и для трех, а теперь и четырех.

– Кем бы вы ни были, – ответил адвокат с изысканным поклоном, – милости просим. Осмелюсь принимать вас, словно я здесь хозяин, – продолжал он, вглядываясь попеременно в лица клерка и приказчика, – ибо у меня есть на то неоспоримые права…

Здесь господин Бадор искусно сделал паузу в своей речи, чтобы оценить произведенное впечатление, и через несколько мгновений тишины заговорил вновь:

– Оснований для подобного утверждения у меня по меньшей мере два: я первый приехал на эту станцию, а кроме того, я, можно сказать, местный.

– Вы живете в Муре, сударь? – спросил Луицци.

– Здесь живут несколько моих клиентов, – ответил адвокат, – сам я вообще-то из Кана, и вся моя семья родом из Кана, и, поверьте, я имею в городе некоторый вес: моя контора, может быть, и не первая в округе, но и не из разряда последних.

– Вы нотариус? – поинтересовался господин Маркуан.

– Стряпчий, – уточнил господин Бадор, – а бывает, и поверенный, и адвокат, если кто-то доверяет нам представлять дело в суде. Я, знаете ли, в пику большинству моих коллег с радостью воспринял указ, который отнял у нас право выступления в суде; видите ли, я терпеть не могу эти длинные речи и не люблю болтать – от этого у меня только грудь болит, и, несмотря на всю печаль и слезные уговоры клиентов, я не подписался под заявлениями коллег, протестовавших против королевского указа. Я привлек в контору несколько молодых адвокатов, которым всячески помогал: в написании речей, достижении успеха и приобретении имени. Благодаря мне еще совсем зеленая гильдия защитников Кана подает огромные надежды; положившись на меня, эти блестящие молодые люди извлекают немалую прибыль, и все идет как нельзя лучше.