Фатальная ошибка - Джон Катценбах

— О’кей, я записал его. Но о моем сыне ни слуху ни духу. И вряд ли что-нибудь будет.

— Мистер О’Коннел, все указывает на то, что он скоро объявится. И если он вам позвонит, пожалуйста, не забудьте сразу же сообщить мне по этому номеру. Должен сказать, что у моего клиента в последние дни необходимость встретиться с вашим сыном возросла, она стала, так сказать, более срочной. И поэтому, понятно, он будет очень вам обязан, если вы позвоните нам, — будет обязан гораздо больше, чем предполагалось вначале. Надеюсь, вы меня понимаете?

— Ну да, — ответил О’Коннел, поколебавшись, — мне выпадает такая удача, что вдруг появляется мой малыш и я получаю даже больше. Но только вряд ли он появится.

— Будем надеяться на лучшее. Лучшее для нас всех. — С этими словами Скотт прервал связь.

Откинув голову назад, он опустил боковое стекло. Он дышал с трудом, его тошнило. Ему стало бы легче, если бы его вырвало, но он лишь зашелся в сухом кашле.

Отдуваясь, Скотт посмотрел на желтый листок с заданиями, который ему вручила Салли. В ее способности с математической точностью организовать то, что они собирались совершить, было что-то пугающее. Он ощутил мгновенный скачок температуры и неприятный вкус во рту.

Всю свою жизнь Скотт избегал активных действий. Он, правда, пошел на войну, понимая, что это решающий момент для его поколения, но потом держался в стороне, на безопасной позиции. Все его знания, вся его преподавательская деятельность были направлены на помощь студентам, но не ему самому. Брак его оказался унизительной катастрофой, единственным положительным результатом которого была Эшли. Теперь, в среднем возрасте, он погрузился в повседневную рутину, и возникшая угроза впервые вынудила его сделать нечто исключительное, выходящее за тщательно охраняемые границы, которые окружали его жизнь. Было нетрудно сыграть роль разбушевавшегося отца, крича: «Я убью этого подонка!» — когда вероятность осуществления этой угрозы была близка к нулю. Теперь же, когда реальный план убийства пришел в действие и стал неумолимо развиваться, Скотт заколебался. Он не был уверен, что способен на нечто большее, нежели лгать и обманывать.

«Лгать — это у меня получается хорошо, накопил большой опыт, — подумал Скотт. Он посмотрел на листок со своим заданием. — А тут одними словами не отделаешься».

Его опять стало подташнивать, но он усилием воли успокоил свой желудок, нажал педаль сцепления и направился по первому адресу, в магазин металлоизделий. Где-то ближе к полуночи ему придется съездить в аэропорт. Выспаться сегодня не удастся.

Утро было в разгаре; в доме остались только Кэтрин и Эшли. Салли надела тот же костюм, в котором ходила на работу, сменная одежда лежала у нее в портфеле. Хоуп тоже покинула дом как обычно, перебросив сумку через плечо. Ни та ни другая не сказали Эшли и Кэтрин, что собираются делать, однако по их глазам было видно, что они что-то скрывают.

Судя по нервным жестам и отрывистым фразам Салли и Хоуп, можно было подумать, что они не выспались. Но все их действия были до того целенаправленными и рассчитанными, что Эшли даже слегка удивилась. Ей еще не приходилось видеть, чтобы мать и ее партнерша смотрели так холодно и двигались как роботы.

Вошла Кэтрин с листком инструкций в руках:

— Знаешь, дорогая, лед, по-моему, тронулся.

— И еще как! — отозвалась девушка. — Черт побери, а мы тут сидим без дела и гадаем.

— Как бы то ни было, мы должны действовать по плану.

— Скажи, когда планы, составленные моими родителями, давали какие-нибудь результаты? — возмущалась Эшли, хотя и понимала, что ведет себя как капризный подросток.

— Этого я не знаю. Но Хоуп обычно выполняет все, что задумано, чего бы ей это ни стоило. Железная леди. Неколебима как скала.

— И тверда как камень,[35]— кивнула Эшли. — После развода отец часто крутил для меня эту вещь на магнитофоне, и мы танцевали в гостиной. Общие интересы найти было трудно, и он даже не пытался это сделать, а просто гонял свой рок-н-ролл шестидесятых. «Джетро талл», «Стоунз», «Зе дэд», «Зе ху», Хендрикс, Джоплин.[36]Он научил меня танцевать и фруг, и ватуси, и фредди. — Эшли подошла к окну и выглянула. Она не догадывалась, что всего несколько дней назад ее отец вспоминал то же самое. — Не знаю, придется ли нам когда-нибудь еще танцевать вместе. Я всегда думала, что мы станцуем еще раз «на публику» на моей свадьбе. Он подхватит меня, мы исполним несколько па, и все будут хлопать. Я буду в длинном белом платье, он в смокинге. Когда я была маленькая, то единственное, чего мне хотелось, — это влюбиться. Я думала, что у нас все будет не так запутанно, напряженно и печально, как у мамы с отцом, а скорее нечто похожее на отношения между мамой и Хоуп — с той лишь разницей, что у меня будет шикарный парень. И знаешь, когда я делилась этим с Хоуп, она всегда говорила, что это будет очень здорово. Мы смеялись, придумывали мне свадебные наряды, цветы и прочие детали, такие важные для маленькой девочки. — Она отошла от окна. — И первый же парень, сказавший, что любит меня, и действительно страдающий от любви, оказался сущим кошмаром.

— Да, жизнь — странная штука, — сказала Кэтрин. — Приходится только надеяться, что наши знают, что делают.

— Думаешь, знают?

Кэтрин заметила в руке у девушки револьвер.

— Если бы мне представился шанс… — обронила Эшли и затем указала на листок с инструкциями. — Итак, акт первый, сцена первая. Справа выходят Кэтрин и Эшли. Какая там у нас первая реплика?

— До первой реплики мы должны выполнить довольно сложное задание — убедиться, что О’Коннела нет около нашего дома. Придется отправиться на прогулку.

— А потом что?

Кэтрин заглянула в бумажку:

— После этого твой эффектный выход на сцену. Эту часть твоя мать подчеркнула трижды. Ты готова к этому?

Эшли ничего не ответила. Она не была уверена, что готова.

Одевшись, они вместе вышли на улицу и, встав перед домом, осмотрелись. Вокруг было все спокойно, в соседних домах шла обычная семейная жизнь. Правой рукой Эшли сжимала рукоятку револьвера, засунутого глубоко в карман парки, и нервно потирала указательным пальцем предохранительную скобу. Эшли подумала о том, что страх перед Майклом О’Коннелом заставляет ее смотреть с опаской на весь окружающий мир. Улица, на которой она играла в детстве, была ей точно так же знакома, как ее собственная комната на втором этаже. Но этот подонок все изуродовал, превратил в чужое, незнакомое. Он отнял у нее все, что ей принадлежало: ее аспирантские занятия, ее квартиру в Бостоне, ее работу и вот теперь улицу, где она выросла. Он, возможно, и сам не подозревал, насколько всесильно зло, которое он сеял.