Фатальная ошибка - Джон Катценбах

Она видела, как она входит в дом.

Она видела, как стоит перед человеком, которого они приговорили к смерти.

Ее охватило смятение, но она уговаривала себя, что надо действовать так, как будто это самая обычная прогулка.

В середине дня Салли приехала в Бостон и припарковалась на улице напротив дома, где жил Майкл О’Коннел. В руке она сжимала ключ, переданный ей Хоуп.

Она съежилась за рулем автомобиля, стараясь выглядеть как можно неприметнее и воображая, что все вокруг уже разглядели ее, запомнили ее лицо и номер машины. Она знала, что эти маленькие страхи не имеют под собой оснований, и пыталась их прогнать, но они цеплялись за краешек сознания, угрожая постепенно срастись в большой страх, захватить сознание целиком и подчинить себе все остальные эмоции и действия. Салли всеми силами старалась держать свою психику под контролем.

Она позавидовала способности О’Коннела свободно действовать в темноте. Это очень помогло бы сегодня и ей, и Скотту, и Хоуп.

До сих пор единственным актом неподчинения заведенному в обществе порядку вещей была ее связь с Хоуп. Это же просто смешно. Женщину средних лет из средних классов, запутавшуюся в своих отношениях с партнершей, вряд ли можно причислить к настоящим преступникам.

И тем более к настоящим убийцам.

Взяв желтый лист бумаги, она попыталась определить, что в это время делают другие. Хоуп, должно быть, ждет ее. Скотт сидит в засаде. Эшли с Кэтрин дома. А Майкл О’Коннел, как она надеялась, у себя.

«Что позволяет тебе думать, будто ты так хорошо все спланировала и это у тебя получится?» — вдруг спросил ее внутренний голос.

«Это».

В горле пересохло. К чему лукавить наедине с собой? Пора назвать это своим настоящим именем — убийство. Заранее обдуманное тяжкое убийство первой степени. В некоторых штатах за это сажают на электрический стул или отправляют в газовую камеру. Даже с учетом смягчающих вину обстоятельств это тянет на срок от двадцати пяти лет до пожизненного заключения.

«Но не для Эшли, — подумала она. — Эшли останется на свободе и в безопасности».

И тут же, опомнившись, Салли осознала, что в случае их провала дочь вовсе не будет в безопасности. Жизнь каждого из них будет погублена, за исключением жизни О’Коннела. Он сможет жить по-прежнему, и никто не будет ему мешать преследовать Эшли — или, может быть, другую Эшли.

Заступиться за нее будет некому.

Так что они были обязаны добиться успеха.

Подняв голову, Салли увидела, как тень накрывает крыши домов. «Итак, начинается», — сказала она себе.

Он схватил телефон и почувствовал прилив возбуждения, но заставил себя успокоиться, ожидая, чтобы заговорила она.

— Майкл, это ты?

Он резко вдохнул воздух:

— Привет, Эшли.

— Привет.

Секунду-другую оба молчали. Эшли посмотрела на текст, приготовленный для нее матерью. Ключевые фразы были подчеркнуты трижды. Но буквы казались нечеткими, расплывались. Пока она колебалась, О’Коннел нетерпеливо подался вперед. Ее звонок приводил его в восторг и одновременно пугал. Это означало, что он на пути к победе. Широкая ухмылка расплылась по его лицу, правая нога начала непроизвольно отстукивать ритм, как у ударника, регулирующего грохот большого барабана.

— Как замечательно слышать твой голос! Столько людей мешают нам соединиться! Но ты знаешь, что это им не удастся. Я этого не допущу. — Он тихо рассмеялся и продолжил: — Все их попытки спрятать тебя бесполезны. Ты и сама в этом убедилась, так ведь? Нет такого места, где я не нашел бы тебя.

Эшли на секунду прикрыла глаза. Его слова вонзались ей в кожу, как занозы.

— Майкл, я уже много раз просила тебя оставить меня в покое. Я старалась, как могла, убедить тебя, что не могу и не хочу быть с тобой. Я вовсе этого не хочу.

Девушка понимала, что говорила все это ему и раньше. И это ничего не дало. То же самое, по-видимому, повторится и в этот раз. Мир, в котором она жила, сошел с ума, и никакие доводы рассудка ничего не изменят.

Его тон сразу стал холодным:

— Это не ты говоришь. Тебя подучили так говорить. Все эти люди, которые хотят сделать из тебя то, чем ты не являешься. Я знаю, это они диктуют тебе эти слова. И поэтому я не обращаю внимания на то, что ты говоришь.

Слово «диктуют» перепугало Эшли. Она взглянула на листок в руках. А что, если он все видел, каким-то образом узнал обо всем?

— Да нет же, Майкл, нет! Тысячу раз нет. Ты не понимаешь. Ты с самого начала все неправильно понял. Мы не будем вместе.

— Это судьба, Эшли. Так нам суждено.

— Нет, Майкл, откуда ты взял это?

— Ты не понимаешь, что такое любовь. Настоящая любовь. Всепоглощающая. Любовь никогда не кончается. — Он продолжал говорить холодным тоном, каждое его слово эхом отзывалось в телефоне. — Любовь никогда не кончается и никуда не уходит. Она всегда внутри тебя. Ты должна это понять. Ты воображаешь, что ты художник, а не можешь понять таких простых вещей. Что с тобой, Эшли?

— Со мной все в порядке! — отрезала она.

— Нет. — О’Коннел качнулся на стуле. — Иногда мне кажется, что ты действительно больна, Эшли. Что-то должно быть не так у человека, который не может понять истины. Который не желает слушать свое сердце. Но пусть это тебя не пугает, Эшли, потому что я могу исправить это. Я буду рядом с тобой ради тебя. Что бы ни произошло, какая бы беда ни случилась, я всегда буду рядом, знай это.

У Эшли слезы навертывались на глаза. Она чувствовала себя абсолютно беспомощной.

— Майкл, ну пожалуйста!

— Ничего не бойся! — В его голосе гремел гнев. — Я защищу тебя.

Все, что он говорил, подумала она, в действительности означало нечто прямо противоположное. «Защищу» означало «причиню боль», «ничего не бойся» — «бойся всего».

Ей было просто худо от ощущения безвыходности, голова горела огнем. Она закрыла глаза и прислонилась к стене, словно могла таким образом остановить вращение комнаты. Ей казалось, что этому не будет конца.

Открыв глаза, она посмотрела диким взглядом на Кэтрин.

Та слышала только половину разговора, но чувствовала, что он идет совсем не так, как надо. Она стала яростно тыкать пальцем в написанный текст.

— Скажи это! Скажи это, Эшли! — прошептала она исступленно.

Девушка вытерла слезы и глубоко вздохнула. Она не знала, что именно она собирается привести в действие, но чувствовала, что это что-то ужасное.

— Майкл, — произнесла она медленно, — я старалась объяснить тебе, я очень старалась. Я говорила тебе «нет» множество раз. Я не знаю, почему это до тебя не доходит. В тебе есть что-то такое, что я никогда не смогу понять. Поэтому я хочу обратиться к тому единственному человеку, которому когда-то удавалось научить тебя, как надо поступать. Может быть, он объяснит мне, что я должна тебе сказать, чтобы ты меня понял. Он наверняка знает, как я могу от тебя освободиться. Я верю, что он мне поможет.