Врата Рима. Гибель царей - Конн Иггульден

внезапного визита. Он знал Тубрука очень хорошо и не хотел его торопить. Знал Ферк и то, что откликнется на любую просьбу о помощи. Дело в том, что он очень любил и уважал бывшего гладиатора. В нем была та внутренняя сила, которую Ферк очень редко встречал в людях.

В уме он подсчитал свои капиталы и наличные средства в золоте. Если речь пойдет о деньгах, то у него есть сбережения и долги, возврата которых можно немедленно потребовать.

– Как идут дела? – поинтересовался Тубрук, попав в унисон с размышлениями товарища.

Ферк пожал плечами, потом не спеша ответил:

– Деньги у меня есть. Ты же знаешь, Риму всегда нужны рабы.

Тубрук пристально смотрел на человека, некогда продавшего его в школу гладиаторов. Даже в то время молодой раб из каменоломен, ничего не знавший ни о мире, ни о жизни, ни о предстоящем обучении, видел, что Ферк никогда не проявлял жестокости к тем, кого покупал и перепродавал. Он помнил свое отчаяние в ночь перед отправкой в гладиаторскую школу и желание покончить жизнь самоубийством. Тогда Ферк, делавший обход, подошел и сказал, что если у него есть сердце, воля и сила, то он выкупится на свободу и большая часть жизни еще будет впереди.

– В тот день я приду и убью тебя, – сказал тогда Тубрук работорговцу.

Ферк долго смотрел на молодого раба, прежде чем произнес:

– Надеюсь, ты передумаешь и предложишь мне распить кувшин вина.

Тубрук не нашелся, что ответить, но позже часто вспоминал эти слова. Приятно было сознавать, что наступит момент, когда ты станешь свободным, сядешь на солнышке и станешь пить вино – вольный человек, сам себе хозяин.

В тот день, когда он внес за себя выкуп, Тубрук пошел по городу, отыскал дом Ферка и поставил на стол амфору с вином. Ферк достал два кубка, и дружба их началась без привкуса горечи.

Если Тубрук и доверял кому за пределами поместья Юлиев, так это бывшему хозяину, однако пока что гладиатор молчал, еще раз обдумывая план, который сложился в его голове после разговора с Клодией. Верно ли, что нет другого пути? Весь замысел вызывал у него отвращение, но если надо умереть ради Корнелии, то он, не раздумывая, сделает это.

Ферк встал и взял Тубрука за руку:

– Ты в беде, мой друг. Говори, чем помочь.

Они смотрели в глаза друг другу, и прошлое вставало перед ними.

– Могу я доверить тебе свою жизнь? – спросил Тубрук.

Ферк в ответ крепче сжал его руку, потом сел на место.

– Можешь не спрашивать. Не найди ты повитуху, моя дочь умерла бы. И сам я погиб бы от рук тех бандитов, если бы не ты… Я должен тебе столько, что никогда не расквитаюсь с долгом. Говори.

Приняв решение, Тубрук глубоко вздохнул.

– Я хочу, чтобы ты снова продал меня в рабство. В дом Суллы, – спокойно сказал он.

Юлий едва ощущал, как пальцы Каберы приподнимают его веки. Мир то покрывался мраком, то начинал сверкать, голова раскалывалась, а перед глазами плавал красный туман.

Голос Каберы доносился откуда-то издалека, и Юлий сердился на лекаря за то, что он нарушает темноту и покой.

– Плохо у него с глазами, – сказал кто-то.

Гадитик?..

Имя ничего не говорило Юлию, но голос был знакомый. А отец здесь? Мелькнуло смутное воспоминание: Рений ранил его на тренировке, и он лежит в постели. А где остальные? Все еще бьются на стенах с восставшими рабами?..

Он слабо дернулся и почувствовал чьи-то руки, которые удерживали его на месте. Юлий пытался заговорить, но голос ему не повиновался, и вместо слов с губ сорвалось что-то бессвязное, похожее на мычание умирающего быка.

– Плохой знак, – донесся голос Каберы. – Зрачки разного размера, он меня не видит. Левый глаз наполнен кровью, хотя через несколько недель это пройдет. Смотри, какой красный. Ты меня слышишь, Юлий? Гай?..

Юлий не откликался даже на свое детское имя. Мир отделяла от него завеса тьмы.

Кабера поднялся и вздохнул:

– Шлем спас ему жизнь, но кровь из ушей – это плохо. Он может выздороветь, а может и навсегда остаться в таком состоянии. Подобные случаи при ранениях в голову мне известны.

В голосе Каберы звучала печаль, и Гадитик вспомнил, что лекарь пришел на галеру вместе с Юлием – они были знакомы еще до службы на «Ястребе».

– Сделай для него все, что можешь. Есть надежда, что все мы еще увидим Рим, если они получат выкуп. По крайней мере, сейчас мы нужны им живыми, а не мертвыми…

Гадитик старался, чтобы в голосе не звучали нотки отчаяния. Капитан, потерявший свой корабль, вряд ли получит новое судно. Связанный и беспомощный, он наблюдал с палубы второй триремы, как его любимый «Ястреб» исчезает в водовороте пузырей, сломанных весел и расщепленных досок, как над ним смыкается лазурная гладь моря. Рабов на скамьях так и не расковали, и они жутко, пронзительно кричали, пока пучина не поглотила их вместе с кораблем. Гадитик знал, что с «Ястребом» пошла на дно и его карьера.

Бой был жестоким; в конце концов римлян атаковали с двух сторон, смяли и по большей части перебили. Гадитик снова и снова прокручивал в голове короткое сражение, стараясь найти ошибки и понять, каким образом можно было одержать победу, и в который раз пожимал плечами, приказывая себе смириться и забыть. Но чувство унижения не проходило.

Он подумывал о самоубийстве, чтобы лишить пиратов выкупа и избавить от позора семью – даже если она сумеет собрать деньги.

Лучше бы он погиб вместе с «Ястребом» и своей центурией. Вместо этого приходится сидеть в собственном дерьме вместе с двенадцатью спасшимися офицерами и Каберой, который уцелел, пообещав лечить пиратов. Всегда есть раны, которые не хотят заживать, и дурные болезни, которые можно подцепить у шлюх в порту. Старик был постоянно занят, но ему позволяли раз в день посещать пленников и ухаживать за их ранами.

Гадитик слегка отодвинулся от стенки и принялся чесаться – в тесном и вонючем узилище в первую же ночь римлян одолели вши и блохи. Где-то наверху, на палубе, пираты делили серебро, которое достали с затонувшего «Ястреба», и спорили о выкупе за пленников. Добыча им досталась немалая – Гадитик вспоминал торжество и высокомерные лица победителей и морщился от злости.

После того как центуриону связали руки, один из пиратов плюнул ему в лицо. Гадитик кипел от гнева, заново переживая это оскорбление. Пират был крив на один глаз, физиономия его представляла собой маску, сплошь