Великая степь. Приношение тюрка - Мурад Аджи

Этот Аппий и на пиру чувствовал себя как дома. Аттила явно был в руках обаятельного римлянина, тот опоил его своим обаянием.

Дворец Аттилы. Новый день – новый пир, точнее, его продолжение.

…А пир продолжается. Над столами льются песни – обрядовые, душевные, они вливаются в душу и хмелят ее. Потом выступали поэты, на лету сочинявшие поэмы. Без поэзии, без песни не было тюрка и в V веке, и позже, и раньше. (Любопытно, европейцы не знали поэзии, впервые ее рифмованные строки они услышали тогда, у тюрков, и поразились, в пьесе даем стихи, которые слышал Аттила.) Певцов сменили танцоры, они удивляли гостей невиданными танцами (это тюркские народные танцы тоже не забыты поныне).

Потом в центр зала вышел шут и стал смешить гостей шутками, вздорными, вроде бы не имеющими смысла. Но все прекрасно понимали его сатиру и смеялись нарочито громко, напоказ, чтобы не замечать слов правды, скрытых в этих шутках.

Предгрозовая тишина опустилась на зал, когда шут запел, подыгрывая себе на кобзе, какую-то старинную песню.

Горе! Брата брат убил,

Шашкой голову срубил.

Голова в крови лежала,

По лицу слеза бежала.

Тучей вороны летят,

В небо зимнее кричат:

«Ни за что убил он брата,

Чужеземка виновата.

Стал убийца горевать,

Тело брата целовать,

Тело милое остыло,

Голова глаза закрыла.

Полночь. Вороны летят,

Сосны старые шумят.

Аттила прерывает песню и приказывает гнать шута в три шеи… Праздник испорчен.

ВЕДУЩИЙ. Эту старинную песню хорошо знали все присутствующие. Она рассказывала о царе, который убил своего брата. Убил по оговору. Из-за девушки-чужеземки. Народ не простил безвинную смерть и ушел, оставив царя-убийцу в одиночестве со своею совестью… Сюжет песни подозрительно повторял сюжет интриги, которую скрывал Аппий. В ней все сходилось до мелочей, воистину нет ничего тайного, что не стало бы явным. И там и там виновник убийства чужестранец, которого радушно приютили в чужом доме.

Неожиданная концовка пиршества насторожила Аппия. В монологе, обращенном к зрителю, он недоумевает, как шут узнал обстоятельства братоубийства? Вслух перебирая события ссоры (они рассказаны выше), Аппий не находит ответа. И тогда он решает: бегство домой, в Рим, есть единственно верное для него решение, и размышляет, как объявить Аттиле о своем отъезде.

Этим монологом заканчивается первое действие пьесы.

Походная ставка знаменитого тюркского вельможи, хана Айдына, близкого родственника Аттилы и его доверенного лица. Сюда прибывает Аппий. Стража останавливает его на подходе. После необходимых формальностей Аппия провожают в шатер Айдына. Тот предлагает ему разделить ужин. Постепенно у них завязывается важный и очень опасный разговор, за который можно было сложить голову. Суть его раскрывает откровение хана Айдына.

ХАН АЙДЫН (громко). Я ненавижу римлян. Однако жизнь научила меня, что без законов нет порядка в государстве. Римляне считают, что наше «неуправляемое варварство» несовместимо с законами. Нет, это ваши законы несовместимы с нашими адатами. Ваши законы рассчитаны на всех. Они позволяют держать в одной узде и знатного, и раба, и даже тех, кто не верит в Бога Небесного. Мы живем среди вас, повелеваем вами, сила на нашей стороне. Но законы… У вас правителем может стать любой, даже сын бывшего раба. У нас – только человек царской крови, потому что власть царя дана ему от Бога.

Многозначительная пауза. Чувствуется, что Айдын колеблется – говорить или нет. Наконец он встает, подходит вплотную к Аппию. Говорит, глядя ему в глаза.

Я хочу создать великое государство. А для этого нам нужны новые законы, они есть у Рима. Я – за возрождение римского права. Но руками тюрков!

АППИЙ (с изумлением). Так вы за тюркский Рим?

ХАН АЙДЫН (твердо). Вот именно! Я горячо желаю стереть само имя «римляне» и преобразовать Римскую империю в Тюркскую. Представьте себе, я – за тюркский Рим! Пусть потомки свяжут с моим именем возрождение Рима, а не его разрушение.

(От автора.) В этом диалоге суть нашей пьесы, потому что она, в конце концов, не об Аттиле. Она о том, куда исчезли «варвары» в Европе. Из этого важнейшего диалога, который будет все-таки диалогом об адатах и законах (!), зрителю станет понятно, почему, побеждая, армия Аттилы таяла на глазах, как снег весной, почему на сторону Рима тюрки переходили не семьями, а целыми ордами.

Хан Айдын, как и другие вельможи из ближайшего окружения Аттилы, понял: их общество слабее римского. Адаты, которые регламентировали поведение тюрка, не сковывая его свободы, здесь, в Европе, стали оковами. Оковами в первую очередь для Аттилы – раба обычаев, отменить которые он не имел права. Царь и повелитель народа был самым несвободным человеком в обществе. Он отвечал перед Небом, от которого получил власть. Этим и отличался царь от своих подданных, которые были простыми смертными.

Чувство свободы, с которым жили тюрки, высочайшее благо, дарованное Небом, в Европе превращалось во зло. И Аттила был бессилен… «Каждый батрак мечтает стать баем, а каждый бай – Ходаем» (Богом. – М. А.), гласит по этому случаю тюркская пословица.

Ведь ушедшие ханы по законам Рима становились почти независимыми правителями, им давалось право жить по своему усмотрению на отданных в их владение землях, приглашать сюда свои орды и родственников. Так на территории Римской империи появились тогда «поместья», которые потом назовут графствами, герцогствами, княжествами, королевствами, а их правителей – феодалами, королями.

В пьесе речь идет о корнях трагедии, с которой столкнулся тюркский мир, покинув Алтай… Свобода сгубила его. Люди, почувствовав волю, стали уходить от своего царя, и тот безропотно отпускал их на все четыре стороны, не смел даже противиться… Почему?

Да потому что адат разрешал тюрку выбирать хана, которому хочешь служить! Некоторые (и их становилось все больше) выбирали Рим. И ничего нельзя было поделать. Отменить самоубийственный адат Аттила не мог, не имел права. Больше того, обязан был следовать ему. Отсюда полная беспомощность его власти, несмотря на военный триумф.

Дальше – больше. Беда кралась незаметно, без звуков фанфар: кто-то вдруг усомнился в Тенгри, кто-то уже присматривался к европейским богам, подумывал о новой Церкви. Свобода выбора оказалась губительной и здесь, в духовной жизни… Рим заранее готовился к приему новых римлян. Император специально ввел закон, названный им «Гостеприимство», он включал в себя целый кодекс законов.