Косиног. История о колдовстве - Джеральд Бром

С этим он вонзил коготь в мягкую плоть под подбородком, одним движением разорвал Анселю горло и поднял мертвое тело, орошая хлынувшей из раны кровью иссохший тоненький ствол. Горячая кровь обрызгала щеку Абиты, впиталась в землю, в россыпь крохотных косточек у подножия юного деревца.

– Змея! Первая Мать… Мать Матерей! Я принес тебе кровь! Принес надлежащую жертву! – закричал Самсон и обвел сияющим золотым огнем взглядом дюжину матерей. – Зовите ее! – велел он. – Зовите, скорее!

Одна из матерей шагнула вперед, запела, а остальные послушно подхватили напев. Их голоса взвились ввысь, переполнили ночь.

Самсон запрокинул голову и завыл. Его вою дружно вторили волки.

Ветер усилился, поднял вокруг деревца вихрь из палой листвы. Шерсть на загривке Самсона встала торчком: нечто огромное поднималось из недр земли, приближалось к нему, свивало кольца вокруг Самсона, вокруг деревца и матерей.

От яростного шипения содрогнулась сама земля.

– Мать Земля! – закричал Самсон во весь голос. – Это я! Я вернулся!

Напев матерей зазвучал громче прежнего.

Над землей поднялась исполинская змея, полупрозрачная, словно бы сотканная из дыма и тени. Обвившись кольцом вокруг древних камней, змея вскинула голову, нависла над Самсоном, приготовилась нанести удар. Узкие щелки ее глаз пылали кроваво-алым огнем, взгляд насквозь пронизывал душу и тело.

Хищно сверкнув клыками, Самсон улыбнулся змее и окунул ладони в кровь Анселя.

– Я – и заботливый пастырь, и погубитель! – вскричал он, и его золотые глаза вспыхнули ярче прежнего. – Я – сама смерть… и сама ЖИЗНЬ!

С этими словами он обхватил обагренными кровью ладонями ствол деревца.

Исполинская змея молнией ринулась вниз, вонзилась в Самсона, заструилась внутрь, переполняя все его существо. Казалось, нестерпимый ревущий жар ее могущества вот-вот сокрушит, уничтожит его.

Но вот змея ушла, ускользнула обратно в недра земли. Сердце Самсона неистово билось в груди, и в такт ему, с тем же неистовством, трепетали душа и тело. В черных камнях под ногами отдавалось дрожью биение пульса земли, и, опустив взгляд, Самсон заметил нечто, пробивающееся наружу из-под толстого слоя палых осенних листьев. Повсюду, где б ни смочила землю кровь Анселя, из земли один за другим начали прорастать грибы, а за грибами настал черед луговых цветов. Дюжины дюжин зеленых ростков потянулись вверх, в один миг поросли листьями и расцвели, засверкали в свете луны всевозможными красками. Стебли вьюнов укрыли тело Абиты, обвили руки и ноги, нежно лаская щеки, вплелись в длинные пряди рыжих волос.

Еще миг, и из пещеры с многоголосым ликующим воем устремился наружу целый зверинец, паноптикум призраков – духов зверей и всевозможного дикого люда. С их появлением россыпь косточек вокруг юного деревца замерцала, дрогнула, всколыхнулась, обернувшись множеством крохотных скелетов – и все они, остовы диких созданий, немедля повскакали с земли, запрыгали, заплясали под деревцем развеселую джигу.

Самсон захохотал – от души, в полный голос, так, что хохот его перекрыл жуткий гам. И тут неподалеку, за пределами круга стоячих камней, появился еще один призрак. Дух Эдварда, мужа Абиты, сделался целым и невредимым: глаза его – больше не темные бездонные дыры – обрели ясность и блеск, вот только устремленный на Абиту взгляд был исполнен печали. Секунду помедлив, Эдвард пошел к Абите. С каждым шагом он поднимался все выше и выше, и, наконец, закружившись вихрем, исчез в небесах, рассеялся, словно туман на ветру.

Ток волшебства хлынул из недр земли в тело Самсона, заструился сквозь сердце к ладоням, а из ладоней толчками, мерными, будто биение крови в жилах, потек в ствол деревца, соединил меж собой всех, все живое вокруг. Глаза Самсона вновь вспыхнули ярким огнем, а ветви юного деревца снова обрели гибкость, воспрянули, потянулись к луне, покрылись алой листвой. Еще миг, и вот на одной из ветвей набух бутон, а за ним второй бутон, третий… Глядя на них, Самсон невольно ахнул. Все три бутона раскрылись, полыхнули в ночи ярко-алыми лепестками цветов, а лепестки тут же осыпались, закружились в воздухе, словно ничего не весили, уступив место крохотным зеленым плодам. Округлые, чуть продолговатые вроде яиц, плоды на глазах прибавили в величине, созрели, налились алым соком.

Матери все как одна шагнули вперед, откинули с лиц пряди волос, чтоб лучше видеть, замерли в благоговейном восторге. Небо с Ручьем запищали, пустились в пляс вместе с духами. Волки, протяжно взвыв, в изумлении попятились прочь.

Самсон поднял руку, коснулся одного из плодов. От плода веяло жаром. Взяв плод в обе руки, Самсон бережно сорвал его с ветки.

– Благодарю тебя.

Припав на колено рядом с Абитой, в окружении хоровода духов, посреди буйной пляски множества крохотных скелетов, он поднес плод к ее губам и раздавил в кулаке. Кроваво-алый сок пополам с мякотью брызнул сквозь пальцы, оросил лоб и щеки Абиты, потек в глаза, в ноздри, в рот.

– Я – сама смерть и сама жизнь, и коловращению жизни… кругу этому нет и не будет конца.

Абита негромко ахнула.

Где-то среди холмов национального заповедника Мононгахила, Западная Вирджиния, 1972 г.

Припав на колено, Майк Брэнсон осмотрел найденный след.

– Матерый, однако, матерый, – рассудил он. – Глянь-ка, копыта какие.

– Я думал, мы на белок пошли, – заметил Тим Джонсон, давний его дружок и собутыльник. – Для оленей-то вроде как не сезон.

– Я егерей поблизости не наблюдаю, а ты?

– Скажешь тоже! Откуда тут егерям взяться? Мы от всего этого дерьма – дальше некуда.

– Так, значит, и для оленей нынче вполне сезон, – сказал Майк.

Тим, хмыкнув, хлопнул по стволу охотничьего дробовика, подарка жены к прошлому Рождеству.

– Ну, тогда нынче сезон для всего вообще, что нам, мать его, ни попадись.

– Аминь, – подытожил Майк и вынул из кармана фляжку.

Глотнув виски, охотники двинулись дальше.

Следы привели их к небольшому ручью, а после свернули в узкое ущелье, и чем дальше они шли, тем круче становились окрестные скалы.

– Ах, черт! Майк, глянь-ка, – вполголоса пробормотал Тим, указав на ближайшее дерево.

– Что? Где?

– Да вон же!

Подняв взгляд, Майк увидел над собой пару глаз: кто-то таращился с дерева, сверху, прямо на них.

– Енот, что ли?

– Сейчас посмотрим.

Тим вскинул дробовик, выстрелил, но зверька его выстрел даже не зацепил. Вместо этого дробь расщепила ветку под ним, и енот кубарем полетел вниз.