В погоне за Солнцем - Ричард Коэн

Полярно ориентированные часы появились только около 1371 года н. э. в Большой мечети Дамаска, их гномон был склонен с учетом широты и, следовательно, как мы теперь понимаем, с учетом кривизны Земли. Таким образом, время измерялось не длиной отбрасываемой тени, а ее углом. Это было значительным прорывом, но, по сути, так и не востребованным до изобретения механических часов. До того практически все обходились неравными часами.

Приближения, допускаемые при создании древних переносных часов, могли давать ошибки до четверти часа. О расхождениях в показаниях двух и более солнечных часов можно предположить из слов, которые Сенека (4–65) вложил в уста одного из своих персонажей, говорящего о смерти императора Клавдия: “Который был час, этого точно тебе не скажу: легче примирить друг с другом философов, чем часы”[627]. Несмотря на неточность, солнечные часы поражали своей новизной и меняли отношение людей к времени, заставляя их с ностальгией вспоминать о счастливой жизни, когда за временем не следили. В одной пьесе, приписываемой Плавту (254–184), персонаж восклицает:

Очевидно, что солнечные часы были совершенно новым явлением. Но довольно скоро люди полюбили их и научились получать от них пользу.

В начале XV века были изобретены часы с боем, а к XVII веку их распространение достигло такого уровня, что театралы даже не замечали анахронизма в “Юлии Цезаре”, когда на реплику Брута: “…по теченью звезд / Я не могу узнать, как близок свет…”[629] Шекспир заставляет Кассия ответить: “Пробило три”. Аналогичная ошибка случается в “Цимбелине”, часы опять бьют трижды; но в “Ричарде II” это уже солнечные часы – по велению Шекспира король упоминает их в качестве образа проходящего времени:

Растущее количество часов с гирями усилило роль времени в повседневной жизни и парадоксальным образом вызвало бум солнечных часов. Это стало настолько прибыльным делом, что методы изготовления таких часов тщательно оберегались. Искусство конструирования солнечных часов образовало целую важную ветвь математики, ему было посвящено множество учебников[631]. Изготовление солнечных часов оставалось скорее в ведении астрономов, а не часовщиков, поскольку там требовалось учитывать вращение Земли, эллиптическое движение, а также наклон земной оси.

Даже наступление эпохи точного учета времени с появлением маятниковых часов и часовой пружины не уменьшило популярности солнечных часов. Как пишет Дава Собел, “часы могут следить за временем, но только солнечные часы его выясняют [запрашивая окружающий мир] – отчетливо различающиеся функции[632]”. Карл I (1600–1649) носил при себе серебряный солнечный циферблат, который доверил слуге накануне своей казни для передачи в качестве последнего дара сыну, герцогу Йоркскому (в его честь назван Нью-Йорк). Томас Джефферсон в старости находил отвлечение от хронического ревматизма в вычислении часовых отметок для солнечных часов. Джордж Вашингтон носил вместо часов серебряный карманный солнечный циферблат, подаренный ему Лафайетом.

В разные эпохи солнечные часы принимали разные обличья – они бывали Т-образной формы, карманными, перпендикулярными, заглубленными, кубическими и плоскими (обычная, садовая разновидность). Витрувий, теоретик архитектуры, современник Юлия Цезаря, насчитал по меньшей мере тринадцать стилей, бывших в ходу в Греции в 30 году до н. э., и заключил, что новые стили изобрести уже невозможно, все здесь сделано. Но это оказалось не тем случаем. В течение XVIII века появились универсальные солнечные часы, подстраиваемые под любую широту. По мере повышения стандартов в часовом деле к дизайну также предъявлялись все более высокие требования. Многие часы становились предметами искусства.

Место ностальгии по эпохе до солнечных часов теперь заняли сами солнечные часы, ассоциирующиеся с пасторальным и деревенским покоем прежних времен, что делало их привлекательными в наступившую эпоху часов обычных. Король Генрих VI у Шекспира восклицает: “О боже! Мнится мне, счастливый жребий – / Быть бедным деревенским пастухом, / Сидеть, как я сейчас, на бугорке / И наблюдать по солнечным часам, / Которые я сам же смастерил / Старательно, рукой неторопливой, / Как убегают тихие минуты…”[633]

Самрат Янтра, гигантские солнечные часы в обсерватории Джайпура, один из элементов целого семейства массивных инструментов, построенных при магарадже Савай Джай Сингхе II (1686–1743). Среди этих инструментов не было телескопов, они полагались на наблюдение невооруженным глазом и крайне точную собственную конструкцию (Science Museum / SSPL)

“Из разных методов счета времени счет с помощью солнечных часов является, вероятно, самым уместным и замечательным, если не самым подходящим или понятным. Солнечные часы не выставляют напоказ результаты, хотя и содержат в себе “мораль о времени”, а своей неподвижной природой образуют контраст с наиболее мимолетной из всех сущностей”, – пишет Хезлитт[634].

“Мораль о времени” отсылает к обычаю украшать солнечные часы различными изречениями. Их существует огромное количество. Вот английский стишок XVIII века: “Кто загадку прочитает, / Тот ответ скорей мне молвь: / Новый путь кто выбирает, / Снова старый, вновь и вновь?” Ответ – тень. Два других распространенных изречения были такими: “Я показываю только солнечное время” и “Часы частенько могут подводить. / Я ж – нет, пока лучи готовы мне светить”, хотя последнее кроме восхваления точности солнечных часов подчеркивает их главный недостаток: они работают лишь в ясную погоду. Тем не менее, когда в январе 2004 года НАСА отправило космический аппарат на Марс, на его борту имелось соответствующее часовое устройство: два алюминиевых солнечных циферблата размером с человеческую ладонь каждый были встроены в два марсохода и несли на себе изречение: “Два мира, одно Солнце”[635].