Старые девы в опасности. Снести ему голову! - Найо Марш

— Кажется, да… — встревожился молодой человек. — Не знаю уж, что вы подумали, но первое, что мне пришло в голову, — это что он просто не смог бы в своих доспехах ничего сделать — ничего такого. Ведь правда, доктор Оттерли?

— Правда. Он свои руки-то толком не видел. Они ведь под холстиной туловища. Я же сам смотрел на него — он стоял не шелохнувшись.

— Когда же он сдвинулся с места?

— Когда Ральф вырвал у Эрни меч. Бегг тогда заржал, как кобыла, и ускакал через заднюю арку.

— Он так и должен был сделать?

— Вообще, он мог делать все, что угодно, — пожал плечами Ральф, — ведь в этой части спектакля предусмотрена импровизация… Бегг, возможно, решил, что мы с Эрни уже достаточно почудили, и поэтому смылся. Эти доспехи жутко неудобные и тяжелые. Еще хуже, чем мои.

— Вы ведь сами потом вышли через заднюю арку, не так ли?

— Точно, — с готовностью согласился Ральф. — Эрни погнался за мной, и я туда спрятался. На глазах у всех зрителей. А он бросился за мной — в задний выход, но не нашел меня. Тогда я вышел сам, решив, что Эрни — это Эрни, и шутка зашла уже слишком далеко. Пошел его искать.

— И что же вы обнаружили там, за стеной?

— То, что вы подумали. Там сидел Щелкун — прямо на земле, как курица на яйцах. И Эрни там был — злющий как черт. Я отдал ему меч, и он сказал… — Ральф почесал голову.

— Что он сказал?

— Кажется, что уже слишком поздно и теперь меч ни к чему… У него был такой кровожадный вид. Я подумал, что, наверное, напрасно дразнил его, но ведь зрителям так понравилось…

— А Бегг что-нибудь говорил?

— Да. Не вылезая из своей «шкуры». Сказал, что Эрни совсем съехал и лучше сейчас к нему не лезть. Я и сам это видел, поэтому пошел вдоль стены и зашел через арку, что возле дома. Дэн уже заканчивал свой танец. Потом начался последний танец. На сцену вышел Эрни с мечом, а за ним Щелкун.

— Куда они вышли?

— Думаю, они появились где-то сзади. Позади танцоров.

— А вы — вы сами? Вы проходили мимо дольмена, когда возвращались?

Ральф снова бросил взгляд на доктора Оттерли — вид у него был нерешительный.

— Точно сказать не могу, — промямлил он. — Не помню…

— А вы помните, доктор Оттерли?

— Полагаю, — тихо сказал Оттерли, — что Ральф во время танца обошел сцену по кругу. Думаю, он не мог не пройти близко от камня.

— И сзади него тоже?

— И сзади.

— Теперь вспомнил, — сказал Ральф. — Какой же я дурак! Ну да, конечно, я обходил по кругу.

— Вы видели лежащего там Лицедея?

Ральф зажег сигарету и посмотрел на ее кончик.

— Не помню, — сказал он.

— Жаль.

— Дело в том, что я в тот момент думал совсем о другом.

— Правда?

— Правда. Я заметил Камиллу, — просто объяснил Ральф.

— Где она была?

— Сбоку. С левой стороны, если стоять лицом к сцене. Она еще называет это место НП.

— Это была она?

— Ну да…

— А это было не раньше? Не до того, как она убегала от Щелкуна?

— Нет. — Лицо Ральфа медленно, но верно приобретало пунцовый оттенок. — По крайней мере, мне так не кажется.

— Да ведь не было ее там, — сказал доктор Оттерли в некотором удивлении. — Она подошла к компании из гостиницы. Я еще подумал, как они хороши, эти две красотки, в свете факелов.

— Две?

— Ну, Камилла и Трикси с отцом.

— Так была она там или нет? — спросил Аллейн у Ральфа.

— Я… э-э… я… д-да. Мне кажется, что была.

— Мистер Стейне, — предупредил Аллейн, — возможно, мой следующий вопрос покажется вам дерзким и неуместным, в этом случае вы можете на него не отвечать. Мисс Кэмпион открыто призналась в дружбе с вами. Она сказала, что вы любите друг друга, но, несмотря на это, она считает вашу помолвку невозможной. По ее словам, все дело в замужестве ее матери и ее происхождении…

— Но это же полная чушь! — горячо возразил Ральф. — Господи, в каком веке, она думает, мы живем? Кого, скажите, может сегодня волновать, что ее мать была дочерью кузнеца?

— Ее саму, например.

— Первый раз в жизни сталкиваюсь с таким необузданным снобизмом.

— Ну хорошо. Допустим, все это так. Вот вы только что сказали, что мисс Кэмпион не хотела вас видеть. Означает ли это, что вы действительно не встречались и не разговаривали со времени вашего пребывания в Южном Мардиане?

— Простите, я не понимаю, о чем вы…

— Разумеется, не понимаете. Так слушайте же. Неподалеку отсюда лежит старик с отрубленной головой, найденный возле жертвенного камня. Теперь вернемся немного назад. Восемь мужчин, включая этого старика, танцуют древнюю пьесу-танец. Восемь? — вдруг повторил он и ожесточенно потер нос. — Почему-то мне так и хочется сказать — девять… Ну ладно. На первый взгляд старик ни разу не покидает арену — или танцевальную площадку, или сцену, как вы ее там называете… На первый взгляд никто не может совершить над ним насилие. Он танцует у всех на глазах. Затем в пантомиме ему в шутку отрубают голову — здесь, вероятно, все должны смеяться. Но на самом деле ему ничего не отрубают. Вы ведь махали друг другу уже после так называемой шутки — значит, мы точно это знаем. Он прячется в углублении. А через десять минут, когда по сценарию он должен воскреснуть, обнаруживается, что его в самом деле обезглавили. Это то, что рассказывают все. А теперь, как умный здравомыслящий человек, к тому же адвокат, скажите — разве это не естественно, что в такой ситуации мы хотим знать всё до мельчайших подробностей про этих восьмерых и про всех, кто с ними хоть как-то связан?

— Вы хотите сказать, то есть вы предполагаете… Надеетесь, что-нибудь да всплывет?

— Вот именно. Вы же понимаете — если что-то есть, оно обязательно, неминуемо всплывет.

— О господи! — простонал Ральф. — Как же я утомился! Ну, что вы там спрашивали? Разговаривал ли я с Камиллой с тех пор, как мы оба приехали в Южный Мардиан? Ну хорошо, разговаривал. В воскресенье, после церкви. Она просила меня, чтобы я не делал этого, но я не смог, потому что видеть ее в церкви было выше моих сил.

— Причина была только эта?

— Она была очень расстроена. Наткнулась в роще на Эрни с его мертвой собакой.

— Боже праведный! — вырвалось у Аллейна. — Прямо Баскервиль-Холл какой-то, а не Южный Мардиан…

Ральф усмехнулся:

— Да уж, Шерлок Холмс был бы здесь как нельзя кстати… Это Лицедей застрелил собаку, потому что, как он говорил, она была больна — и, бог свидетель, это сущая правда. Но Эрни прямо озверел, и это очень напугало Камиллу.