Россия и Япония. Узлы противоречий - Анатолий Кошкин

В известной степени правы оказались и первые, и вторые. В отличие от много чего наобещавшего японцам своего предшественника, Путин действовал во время первых контактов с японскими лидерами весьма осмотрительно. Чувствовалось, что в сложной и новой для него материи российско-японских отношений он старался до поры до времени избегать прямого обсуждения вопроса об условиях подписания между двумя государствами мирного договора. Фактически этот вопрос был обойден и при встрече Путина с японским премьер-министром Мори Ёсиро в апреле 2000 г. в Санкт-Петербурге, и во время саммита глав «большой восьмерки» на Окинаве в июле того же года. Однако бесконечно долго отмалчиваться было невозможно.

Впервые новый президент высказался по поводу территориальных претензий Японии, отвечая на вопрос не японцев, а своих сограждан. Накануне первого официального визита в Японию в сентябре 2000 г. он посетил Сахалин, где заверил жителей области в том, что «возвращать острова не собирается»{476}. Это высказывание обескуражило японцев, но ненадолго. Со времен Ельцина токийские политики научились различать заявления российских высокопоставленных лиц, сделанные «для внутреннего пользования», то есть на российскую аудиторию, и подлинные цели и намерения Москвы, проявляемые в ходе переговоров за закрытыми дверями.

Хотя высокий российский гость старался склонять японскую сторону к обсуждению в первую очередь вопросов развития торгово-экономических отношений, обойти вопрос о границе японцы позволить не могли. Так как никаких принципиально новых подходов к разрешению территориального спора ни у Токио, ни у Москвы не было, решили ограничиться повторением прежних, «ельцинских» формулировок. В российско-японское совместное заявление по итогам визита был включен пункт, который гласил: «Стороны согласились продолжать переговоры с тем, чтобы, опираясь на все достигнутые до сих пор договоренности… выработать мирный договор путем решения вопроса о принадлежности островов Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи». Тем самым, как и при Ельцине, эти входящие по Конституции РФ в состав России земли, по сути дела, признавались спорными.

Соглашаясь на такую запись, Путин в то же время отверг идею японского правительства о так называемой «демаркации японо-российской границы», в соответствии с которой пограничная линия двух стран переносилась на север и проходила бы между островами Итуруп и Уруп, что означало переход всех южных Курил во владение Японии. Вместо этого президент в беседе с японским премьером довольно прозрачно намекнул на возможность иного подхода, упомянув, что российская сторона руководствуется не только подписанными Ельциным совместными заявлениями 1993 и 1998 гг., но и Совместной декларацией СССР и Японии 1956 г. При этом он дезавуировал посулы Ельцина «подписать мирный договор к 2000 году». Было разъяснено, что в заявлениях бывшего президента речь шла лишь о стремлении «прилагать усилия» к достижению взаимоприемлемых договоренностей.

Намек был понят — японские газеты подчеркивали, что Путин впервые признал действенность совместной декларации, а, значит, предстоит продолжение переговоров по территориальному вопросу.

Отмечалось, что «Путин стал первым из нынешних российских лидеров, признавшим действенность декларации и возможность ее использования в качестве юридической основы для продолжения переговоров двух стран, связанных с их территориальным спором»{477}. Делался вывод о склонности нового президента искать развязки политического противоречий с Японией, что порождало у официального Токио определенный оптимизм.

То, что Путина поняли правильно, фактически подтвердили представители МИДа РФ, которые в своих разъяснениях японским журналистам предпочли не подтверждать, но и не отрицать подобного толкования замечаний президента. Сам же Путин на пресс-конференции в Токио ограничился лишь констатацией сложности ситуации. «Что нужно сделать для окончательного решения проблемы, которая существует между Россией и Японией?» — задал он вопрос и сам ответил на него: «Если бы мы это знали на сто процентов, то, наверное, сейчас отвечали бы на другие вопросы»{478}.

Следует отметить, что занятая Путиным, а вернее навязанная дипломатами еще из ельцинского окружения, позиция содержала в себе явное противоречие. С одной стороны, в совместном заявлении объектами спора вновь назывались все южнокурильские острова, на которые претендует Япония, а с другой — намечалась линия на возвращение к условиям Совместной декларации 1956 г., где речь идет лишь об островах Хабомаи и Шикотан.

Уловив желание Путина искать пути «окончательного разрешения проблемы», японские политики решили помочь в таком поиске. Наибольшую активность в этом направлении развернул занимавший на протяжении ряда лет важные посты в правящей партии и правительстве Судзуки Мунэо. Являясь депутатом парламента от расположенного на Хоккайдо избирательного округа, этот политик задался целью «внести личный вклад» в разрешение территориального спора с Россией. Для этого он установил тесные связи с отвечавшими за японо-российские отношения чиновниками МИДа Японии, а через них с российскими дипломатами и политиками. Довольно скоро Судзуки, удалось «приватизировать» территориальную проблему, добившись полного контроля над ходом ее обсуждения внешнеполитическими ведомствами двух стран.

План Судзуки и его помощников в японском МИДе состоял в том, чтобы втянуть российское правительство в обсуждение конкретных вопросов о «возвращении» для начала островов Хабомаи и Шикотан.

Во время бесед с российскими политиками и дипломатами в Токио и Москве основное внимание Судзуки уделял именно островам Малой Курильской гряды, намекая на якобы существовавшую возможность при определенных условиях для начала ограничиться передачей лишь этих территорий. В то же время своим японским коллегам он обещал побуждать российскую сторону не отказываться и от поиска решения вопроса о Кунашире и Итурупе. Однако многое говорит о том, что сам-то Судзуки в своих тайных замыслах был согласен на получение лишь Хабомаи и Шикотана, ибо в этом случае эти острова, а главное — богатые морепродуктами омывающие их воды, скорее всего, административно вошли бы в район его избирательного округа со всеми вытекающими материальными выгодами. О том, что этот политик при решении государственных вопросов не забывал про свой карман, свидетельствовал разразившийся впоследствии громкий коррупционный скандал, итогом которого стал арест Судзуки и его подручных из числа высокопоставленных дипломатов. Однако это было потом.

В период же 2000—2001 гг. политические маневры Суцзуки находили поддержку у премьер-министра Мори, который, как и все его предшественники на этом посту, желал оставить свое имя в истории, добившись «возвращения исконно японских территорий». Это проявилось в его нескрываемой заинтересованности расширить контакты с президентом Путиным с тем, чтобы убедить последнего в большой выгоде для России разрешения территориального спора и подписания между двумя государствами мирного договора. В связи с тем, что популярность Мори в стране падала, премьер-министр рассчитывал поправить свои дела, организовав как можно скорее очередную встречу с Путиным для внесения «новых» предложений по территориальному вопросу.