Я, снайпер - Стивен Хантер

— Вопрос стоимостью шестьдесят четыре года за решеткой.

— Что ж, Ник, отвечу вам быстро, одной короткой фразой: конечно да. За секунду. За полсекунды. И у меня есть что вам дать. А теперь уходим отсюда. Надеюсь, ваши стенографисты и машинистки готовы, ведь ночь предстоит длинная.

Два часа спустя Свэггер и Чак сидели в ресторане напротив единственного мотеля Индиан-Рапидса. Оба заказали самые простые блюда, но в огромном количестве. Накануне они приняли душ и переоделись в одежду, купленную в единственном магазине крохотного городка, старом убогом заведении, в котором продавалось все, от оружия до сливочного масла.

— Я понятия не имел, что так проголодался, — заметил Боб.

— Вижу, горючим ты заправился. Теперь нужно хорошенько выспаться. Наверное, у тебя запущенный случай того, что я называю синдромом боевого стресса.

— Гм, — отозвался Боб, — возможно, ты прав. Определенно, сейчас я чувствую себя лучше. Позвонил жене, пообещал, что вернусь домой через несколько дней. Она не сразу поняла, кто я такой, а когда наконец мне удалось расшевелить ее память, сообщила, что дочери уже выросли, вышли замуж и завели детей.

— Тебе нужно остыть, провести в полном безделье долгий спокойный год.

— Было бы неплохо. Может, как-нибудь попозже. Во вторник мне надо в последний раз съездить в Вашингтон и все уладить. Затем я собираюсь заскочить в Чикаго. У меня есть пистолет, принадлежавший одному полицейскому, который хотелось бы вернуть его вдове.

— Утомленные не знают покоя, — усмехнулся Чак. — Послушай, Боб, больше тебе никто этого не скажет, так что придется довольствоваться мной, а я не умею произносить речи. Не повезло тебе. Но ты не позволил так обойтись с Карлом Хичкоком и, если смотреть шире, с нами, со снайперами, убийцами, мерзавцами, с винтовкой где-то там, за передовой; мы никогда не попадаем в учебники истории, даже если нам удается вернуться к своим. Так что как снайпер снайперу, проклятье, у меня просто нет слов, молодчина, герой, ты порадовал всех маленьких ковбоев.

Свэггер улыбнулся. Для него такой похвалы было достаточно. Внезапно он ощутил волну усталости. Надо идти.

— Брат Чак, мне пора на боковую.

— Я все понял.

— Разбудишь меня утром, и мы решим, куда направиться и что делать дальше.

— Хорошо.

— Значит, до завтра.

— Ганни, один маленький вопрос. Иначе я не засну. Черт побери, как тебе удалось сделать этот выстрел? Дистанция почти шестьсот ярдов, у тебя обычная трубка с тысячными делениями, а у ирландца навороченный суперкомпьютер. Но ты его опередил и уложил прежде, чем он успел нажать на курок. Как? Во имя всего святого, это был лучший выстрел из всех, о каких я только слышал.

— А, это, — произнес Боб таким тоном, словно речь шла о потерявшемся носке. — Энто думал, что охотится на меня, но на самом деле это я охотился на него. Я понимал, что, если дело дойдет до Одинокого дерева, стрельба будет быстрой, на большом расстоянии и исход войны определит один патрон. Я провел ночь в этой долине, до твоего приезда, еще до того, как отправился в дом. Я исходил ее вдоль и поперек, изучил карту, стараясь хорошенько все запомнить. Я определил, откуда пойдет — или поползет, неважно — ирландец, если направится по прямой от первой долины, потому что он должен был догадаться, где развернется представление. Это было самым главным. Дальше я постарался прикинуть, откуда он будет стрелять. Я обнаружил у него на пути точку, где нет ветра. Объясняется это тем, что ярдах в двухстах справа есть неприметный глазу бугор высотой футов двадцать, естественная преграда для ветра. И я рассудил так: если Энто будет спускаться по склону, он выстрелит, когда окажется в этой безветренной точке. Так поступил бы на его месте любой снайпер. Зачем рассчитывать поправку на встречный ветер, если этого можно избежать? Я измерил лазерным дальномером расстояние от этой точки до дерева. Получилось пятьсот тридцать семь ярдов. Взяв твою винтовку, я установил прицел на пять тридцать семь, строго по центру, без смещения. После чего просто смотрел и ждал, и как только Энто почувствовал, что ветер затих, он замер, всего на мгновение, осмысливая ситуацию, после чего приготовился стрелять. Но я его опередил где-то на полсекунды и сделал свою ставку, хотя и попал чуть правее. Пуля прошла в пяти дюймах от середины груди. Вырвала руку из плеча. Зрелище получилось не из красивых, но, с другой стороны, в этой игре вообще красивого мало. А теперь знаешь что? Сейчас я выпью виски с Чаком Маккензи, Чаком-Чаки-Чакити-Чаком, великим снайпером морской пехоты, моим другом, человеком, подстрелившим трех ирландских мерзавцев и трижды за три секунды спасшим мою никчемную жизнь пьяницы. Ты составишь компанию старику, Чакити-Чак, долбаный убийца-снайпер?

— Ганни, я выпью за тебя, за себя и за всех снайперов, устроим славную попойку!

План Ника получился блистательным, и последнее крупное препятствие было преодолено в воскресенье утром, после долгой ночи, когда команда Ника выслушала исповедь Билла Феддерса и получила федеральный ордер на арест Томаса Т. Констебла; преступления, реализованные наемниками, были совершены в нескольких штатах, что и придало расследованию федеральный статус. До суда было еще очень далеко, значительную часть улик в виде писем по электронной почте на различных переносных компьютерах еще предстояло добыть, однако самым главным было то, что на основании уже имеющихся киноматериалов власти Массачусетса смогли предъявить Констеблу обвинение в убийствах, совершенных в 1971 году.

Помимо федерального ордера на арест Нику также были выданы ордера на обыск, каковых оказалось семь: три на конторы Констебла в Нью-Йорке, Атланте и Лос-Анджелесе, один на ранчо в Монтане (и на дом охранников), один на самого Констебла, включая все вещи, которые будут при нем находиться, один на изъятие жесткого диска с компьютера Джека Стронга и, наконец, один на все имущество, принадлежавшее покойным Джеку Стронгу и Митци Рейли.

Все действия необходимо было тщательно скоординировать, поскольку ни у кого не вызывало сомнений, что Констебл, проявивший себя психопатом, представляющим опасность для общества, склонным к насилию и жестокости, обладает громадными ресурсами, которые дают множество возможностей для бегства, в том числе в его особняки в Коста-Рике, на юге Франции, в Швейцарии, в болотах Шотландии и на индонезийском острове Бали. Кроме того, имелись опасения, что правительства Кубы, Венесуэлы, Китая, Ливии и Индонезии в случае необходимости предоставят Констеблу убежище. Поэтому все обыски были назначены на семь часов вечера, когда Констебл, по имеющейся информации, будет находиться на земле, на взлетно-посадочной полосе аэропорта Сиэтла, куда он прилетит на личном самолете, чтобы выступить с речью на ежегодном собрании сотрудников компании «Амазонка». Туда и отправилась специальная группа задержания ФБР, вооруженная до зубов; опасения вызывали не трое телохранителей Констебла из «Грейвульфа», которые, когда получали разрешения на ношение огнестрельного оружия, принесли присягу подчиняться правоохранительным органам, а сам Констебл: кто мог предсказать, как он поведет себя, когда поймет, что загнан в угол? Возможно, затеет перестрелку, выбрав в качестве способа самоубийства смерть от руки полицейского. Ник хотел взять Констебла тихо и спокойно, до того как тот осознает всю тяжесть выдвинутых против него обвинений. Определенно, Нику не нужна была стрельба на банкете «Амазонки»; для карьеры подобные задержания — провал гигантских масштабов.