Обратная сторона Истока - Екатерина Шашкова

Тина, будто прочитав её мысли, не стала передавать кольцо из рук в руки, а швырнула на пол, подальше от себя.

— Это бесполезно! Никто не поверит, что я — это вы! У нас даже цвет волос разный!

— После пожара у тебя не останется волос, глупая девочка. Как и лица, впрочем.

— Но можно же провести экспертизу!

— Какую экспертизу? Что с чем ты предлагаешь сравнивать? Не думаю, что данные обычной деревенской замухрышки есть в картотеках. А моих там нет совершенно точно, об этом я позаботилась ещё когда воскресала первый раз. Найдут тело Вальтера. Найдут «моё» тело. Думаешь, хоть кто-то хватится тебя? Кто-то про тебя вообще вспомнит? Сбежала — и скатертью дорожка. Так что заткнись и надевай!

Марлена медленно нагнулась за кольцом. Повертела его в руках. Тяжёлое, золотое. Если сбежать вместе с ним и продать, то можно несколько лет жить безбедно.

— Оно всё равно расплавится в огне.

— Терпение у меня скоро расплавится! А кольцо — арфактум, защищённый от кражи и механических повреждений.

И всё-то эта стерва предусмотрела… Только и осталось, что принять свой удел и смириться. Быть хорошей, покорной девочкой. И тогда, возможно, тебе позволят умереть без боли.

— Я… Госпожа Берта, у меня есть просьба.

— Я не бюро добрых дел.

— Не думаю, что вас это затруднит. Просто… я не хочу сгорать заживо. Это долго и больно. — Марлена почувствовала, как глаза щиплет от самых настоящих, совсем даже не притворных слёз. Голос дрожал. — Убейте меня сами, пожалуйста. Быстро, как Марину. Или как Вальтера. Если как Вальтера — то вам даже делать ничего не придётся, только помаду мне отдайте, я сама её съем. Надо ведь совсем немного, да? И действует она быстро.

Тина чуть сощурилась, но промолчала.

Непонятно было, раздумывает она над просьбой или просто наслаждается чужими страхами, но Марлена от всей души надеялась на первое.

— Пожалуйста. Я кольцо сама надену. Я на колени встану. Только не заставляйте меня гореть.

— Очень трогательно. Надевай и вставай.

Марлена опустилась на пол, склонила голову.

Из этого положения она не видела Тину, только её ботинки. Шаг, другой. Тёплое прикосновение пистолета, приставленного ко лбу. Капли пота, стекающие по спине.

— И ещё… браслет…

— Что браслет?

— Мой браслет. Который всегда на мне. Помните? Вдруг меня по нему опознают?

— Хорошая девочка, — похвалила Тина. — Снимай.

Марлена нащупала застёжку, но та выскользнула из дрожащих, влажных от волнения пальцев. И второй раз тоже.

— Хорошая девочка, но нервная. Дай сюда.

Марлена послушно протянула руку. Как можно ближе к лицу Тины, чтобы ей не пришлось нагибаться.

— Надеешься, что я начну его расстёгивать и опущу пистолет? — усмехнулась бывшая магисса. — Зря.

Она даже не пыталась разобраться в устройстве застёжки. Просто рванула на себя тонкую серебристую цепочку. Марлена даже расслышала тихий звон, с которым лопнули звенья. И ещё какой-то шорох из подвала.

Но шорох — это, наверное, показалось.

Потому что одновременно с этим раздался оглушительный хлопок, и в руку словно впились раскалённые челюсти. По глазам резануло ярким светом. Кто-то завопил: может, Тина, а может — сама Марлена.

А потом наступила тишина.

Если бы Марлену спросили, когда она начала считать себя плохим человеком, она вряд ли смогла бы ответить. Наверное, она была плохой всегда.

Но ведь всё зависит от точки зрения.

Поэтому, возможно, сегодня ей всё-таки удалось немного побыть хорошей.

Силь ненавидел больницы.

Ненавидел холодную пустоту коридоров, запах лекарств, ряды одинаковых дверей, медицинские халаты, чужие взгляды, свои воспоминания, ощущение беспомощности.

Ненавидел себя: за то, что вчера так и не пришёл сюда лично, а засел в управлении и закопался в срочные дела. Дела — хорошая отговорка, особенно для посторонних.

Только вот для друзей не очень годится. А для себя — тем более.

Конечно, он отправил записку, что всё закончилось.

Ответ пришёл быстро. Точнее, быстро пришёл Алекс с ответом.

Осуждающе посмотрел на Силя и гору бумаг, указал на диван и отправил спать. Пришлось идти, всё равно голова уже ничего не соображала и строчки расплывались перед глазами. Хотя поспать удалось совсем немного, через несколько часов разбудили.

А утром — всё-таки в больницу, как бы ни хотелось сбежать от этой обязанности на край света. Куда-нибудь за семидесятый виток, или сразу в Устье.

Впрочем, в реальности всё оказалось не так страшно.

Приятные новости начались с того, что Марлена за ночь не попыталась удрать. Не то чтобы она была в состоянии, но на всякий случай к двери всё же приставили охрану, а на окно повесили пару арфактумов.

Когда Силь вошёл в палату, девчонка уже очнулась и просто лежала на кровати, безразлично глядя в потолок. Укрытая до подбородка простой белой простынёй — и сама цветом почти как эта простыня.

— Доброе утро, — поздоровался Силь, опускаясь на стул возле кровати.

— Доброе? — тихо переспросила пациентка.

— Для меня — да. Для тебя — в зависимости от того, как пройдёт наш разговор. Ты готова общаться, или попозже зайти?

— Готова. Давайте закончим побыстрее.

— Тогда рассказывай.

— Что вы хотите знать?

Силь много что хотел. Даже то, что уже выяснил из других источников.

В принципе, раскопал он почти всё, так что подробные ответы не требовались, только подтверждение гипотез и несколько уточнений. И подписи на документах, но с этим могли возникнуть проблемы.

— Ты правша или левша?

— Не знаю. Теперь не знаю. — В глазах Марлены на мгновение промелькнуло что-то живое — и очень печальное.

— Значит, правша. Ладно, тогда просто поговорим. Давай с самого начала: как тебя занесло в эту весёлую компанию?

— Мы познакомились с Вальтером зимой, в одном закрытом клубе… — начала девушка, но вдруг замолчала. Зажмурилась, с заметным трудом отвернулась к стенке (и от собеседника) и еле слышно добавила в подушку: — Он был добрый. И без бороды.

Силь едва удержался, чтобы не отвернуться в другую сторону.

Показания, конечно, хотелось получить как можно раньше, а Марлена была в том самом состоянии, когда выбалтывают всё, потому что на враньё и недомолвки сил уже не осталось. Но за вчерашний день он так насмотрелся на раненых девочек и чужие слёзы, что сейчас захотелось немедленно сбежать из палаты.