Цена предательства. Сотрудничество с врагом на оккупированных территориях СССР, 1941–1945 - Джеральд Рейтлингер

его последствия научили германское Верховное командование необходимости либо вообще избавляться от добровольцев, либо обращаться с ними на принципах, отличавшихся от речей Эриха Коха. Сами цифры требуют повышенного влияния. Сейчас немцы располагали 70 тыс. боеспособных казаков, 110 тыс. туркестанцев, 110 тыс. кавказцев и 35 тыс. крымских татар. При наступательных боях этих людей можно было использовать как пушечное мясо, но при отступлении с ними надо было обращаться более деликатно. Необходимо было отказаться от вавилонской концепции ведения войны.

Роль, которую сыграли национальные регионы в германском вторжении на Северный Кавказ, была незначительной и неудовлетворительной. В настоящем горном районе малые народности, которым предоставлялась автономия, могли внести вклад только в виде легких кавалерийских частей и конно-грузового транспорта. С другой стороны, три главные кавказские нации, которые жили преимущественно к югу от Большого Кавказа, — армяне, грузины и тюркоговорящие азербайджанцы, — были за пределами досягаемости для германского наступления. Огромная масса пленных, принадлежавших этим национальностям, была выдернута из клеток после первого года войны с помощью национальных комитетов фон Менде. Но метод их обучения был глупым и лишенным воображения. К несчастью, они попали под юрисдикцию Вальтера Варлимонта, а не более либерального Эдуарда Вагнера. Легионам не разрешалось иметь своих офицеров. Они выбирались наобум из немецких военнослужащих без учета знания языка. В некоторых случаях офицеры направлялись в легионы в качестве наказания. Как только их отбирали, легионеры теряли всякий контакт со своими национальными комитетами и не имели понятия, за что они воюют. Поскольку их готовили в Польше, они понимали без слов, как немцы обращаются с покоренными народами. Их также заставляли понять, что второклассные войска вроде них самих будут оснащаться только далеко не лучшим трофейным оружием.

Не зная об этих условиях, Кестринг организовал армянский батальон, грузинский батальон и смешанный батальон из северокавказских народностей для отправки на фронт. Сражаясь в районе, где находились армянские поселения, и, возможно, обнаружив друзей-соотечественников на другой стороне, большинство солдат армянского батальона дезертировали, а грузинский батальон перешел на сторону врага, потому что какого-то солдата привязали к пушке за неподчинение. На Гитлера эти происшествия произвели впечатление. 18 августа 1942 г. он заставил Кейтеля издать директиву № 46 о партизанской войне. С этого момента добровольцы «советских национальностей» должны быть использованы только в виде небольших контрпартизанских частей. Позднее Гитлер расслабился до такой степени, что был готов поверить и в чисто мусульманские части; но после директивы № 46 Кестрингу пришлось попросить Штауффенберга, который тогда работал в организационном отделе ОКВ в Мауэрвальде, немедленно прекратить отправку каких-либо легионеров на Кавказ. Он также потребовал проведения расследования условий в тренировочном центре в Польше. Поскольку смешанный горный батальон Оберлендера хорошо воевал на фронте у Терека, человеческий материал не должен был иметь недостатков. Поэтому в Польшу для реорганизации «легионов» был направлен командир с боевым опытом.

В дни дружбы Секта и Тухачевского полковник Ральф фон Хейгендорф обычно сопровождал советских офицеров на армейских маневрах в Германии, а во время альянса Гитлера со Сталиным он был откомандирован в части Красной армии в Польше. Хейгендорф работал в комиссии, устанавливавшей новую границу с Советским Союзом, а в момент начала войны был в штате Кестринга в Москве. Но у него не было опыта командования иностранными добровольцами, и он не знал, в каких условиях они находятся. Первое пробуждение Хейгендорфа произошло при виде объявления на поезде на Варшавском вокзале: «Поляки, евреи и легионеры — последний вагон».

Это было 23 сентября 1942 г., и учебный полигон в Рембертуве (восточный пригород Варшавы. — Ред.) стал приемным центром большого количества пленных и дезертиров, стремившихся попасть в легионы. Трудность в отдании приказов (от офицеров — подчиненным. — Пер.) должна быть ужасной, потому что только азербайджанский и армянский легионы были однородными в национальном отношении. Туркестанский легион включал в себя узбеков, казахов, киргизов, каракалпаков и таджиков. Северокавказский легион включал представителей всех шести народностей, которые приветствовали приход немцев. Грузинский легион состоял из представителей по крайней мере пяти народностей с различными языками, такими, например, как те, на которых говорили югоосетины, сваны и аджарцы.

То, что Хейгендорф обнаружил в этих пяти легионах, было далеким от условий в добровольческой армии, которая готовится упорно сражаться ради национальной идеи. Условия скорее были карательными и чуть лучше, чем в исправительном учреждении промежуточного режима. Повсюду витала тень правил Райнеке и команд по проверке благонадежности из тайной полиции. Лагерь для ненадежных легионеров в Демблине — так называемый «Лагерь Не» — также использовался как лагерь для непригодных для службы легионеров. Люди, изуродованные в бою, получали то же обращение, что и те, кто отбывал наказание. Это, как мы уже видели, являлось общей системой, применявшейся вермахтом в отношении советских военнопленных. В двух независимых тюркских батальонах, в которых были офицеры своей национальности, для германского командира было совершенно обычным делом обращаться к этим офицерам, разъясняя им, что их обязанность — избегать пролития более ценной германской крови. И та же самая ценность германской крови доводила до того, что госпитали для легионеров были лишены медицинского оборудования, отсутствовали даже кресла на колесах и костыли, и что пленные офицеры-медики, добровольно вступившие в легион, использовались на хозяйственных работах немецким ефрейтором.

Это примеры, взятые из докладной Хейгендорфа, и они объяснимы частично тем фактом, что это было не на передовой, а в генерал-губернаторстве Польши, где повсюду и вовсю проявлялось национал-социалистическое вероучение о «расе господ» и «недочеловеках». Когда Хейгендорф пожаловался чиновнику гражданской администрации по поводу размещения легионеров в вагонах подобно неграм-рабам, его заверили, что британцы в Индии никогда не дозволяют войскам из туземного населения ехать совместно с их собственными солдатами. Это может быть лишь иллюстрацией отсутствия опыта у нации, которая двадцать четыре года не управляла колониальной империей. С другой стороны, эта исключительная позиция по отношению к покоренному народу еще более обязана своим появлением «догмату веры» национал-социалистического учения. Существовало убеждение, что империалистические державы сознательно создавали помехи для Германии, а сами жили у себя дома в богатстве, беспощадно эксплуатируя своих колониальных подданных за границей (что полностью соответствует истине. — Ред.). Нацистским чиновникам требовалось пройти путь от колониальных понятий Навуходоносора (автор не любит его за то, что этот вавилонский правитель в 586 г. до н. э. увел евреев Иудеи (взяв Иерусалим) в т. н. «вавилонский плен» (до 539 г. до н. э.) — Ред.) до более здоровых понятий колониализма Римской империи, но у них было слишком мало времени.

С созданием инспектората «осттруппен» («восточных войск»), примерно через два месяца после приезда Хейгендорфа в Польшу, произошли заметные перемены в условиях военной службы. Организация этого управления была, однако, в большей степени обязана