Чёрная жемчужина Аира - Ляна Зелинская

— Не хотите же вы сказать…

— Я отработал всё до последнего луи из ваших денег мсье Дюран, — выпрямился Бенье, — я нашёл мсье Тревилье и узнал, что… Да, собственно, вот.

Он положил поверх карты утреннюю газету.

«Долгожданная победа! Парламент одобрил строительство железной дороги, которая соединит левый и правый берег Арбонны…».

Дальше шла статья о том, как долго между собой воевали партия землевладельцев с партией промышленников, о месте строительства моста, и о том, что наконец-то эта война закончилась.

— Ваша земля с сегодняшнего дня стоит баснословных денег, мсье Дюран, — произнёс спокойно Бенье. — Сколько вы не заработаете на тростнике даже за сто лет. И если вкратце, то ваш отец — Огюст Дюран — договорился с мсье Тревилье и взял его в долю, уступив ему часть земли через закладную для того, чтобы мсье Тревилье отстоял в парламенте это строительство. Вернее, строительство именно в этом месте.

— Но… получается, что Бернары тоже…

— Совершенно верно! Построить мост в этом месте можно только используя оба участка. И ваш, и Бернаров. Эта информация была закрытой, место строительства не разглашалось, но об этом каким-то образом узнал мсье Фрессон. Его банк ведёт какие-то дела с Восточноокеанской железнодорожной компанией. И если вы посмотрите на всё, зная эту информацию, то, думаю, даже объяснять не нужно, что произошло.

Эдгар откинулся на спинку стула и снова усмехнулся. Вот теперь всё встало на свои места. Так вот почему Жильбер Фрессон хотел жениться на Аннет Бернар. Вот почему Флёр Лаваль воспылала к нему такой любовью. Вот почему убили его отца, обставив всё, как нападение зверя, и приправив безумием болотного духа. Вот почему Готье Бернар хотел избавиться от Летиции. И теперь понятно, почему в него стрелял Филипп…

Внезапное решение Анри Бернара завещать эту землю Летиции спутало все карты в идеальном плане семей Бернар-Фрессон: объявить Анри Бернара недееспособным, породниться, устранить Огюста Дюрана и, опутав долгами Эветт, забрать себе землю «Жемчужины».

— Невероятно, — пробормотал Эдгар, потерев ладонью лоб. — Я предполагал разное, но это…

У него отлегло от сердца. Теперь, когда земля «Жемчужины» стоит таких баснословных денег, можно не беспокоиться о долгах и кредитах…

А он собирался зайти к нотариусу и составить дарственную на Грегуара!

И теперь… Теперь ему есть что предложить Летиции! И он должен увидеть её, причем немедленно!

— Вы сказали, что знаете, где найти Летицию? Где она остановилась? — он встал. — Если она ещё не уплыла в Марсуэн, пока мы тут говорим!

— Нет, она никуда не уплыла. Она остановилась у некой мадам Грамон, — Бенье взглянул на часы. — А в данный момент, думаю, она направляется в Собор Святого Луи, чтобы сочетаться браком с мсье Фрессоном.

Когда-то Летиция думала, что встреча с Анри Бернаром принесёт ей долгожданную свободу, облегчение, независимость или спокойствие. Когда бежала из Марсуэна, когда жила у Готье, когда её похитил Морис Жером…

На каждом этапе своего странного путешествия сюда она думала, что эта встреча, наконец, расставит всё по своим местам, она обретёт здесь новую жизнь. И вот она здесь, но от спокойствия, независимости и уверенности в завтрашнем дне она так же далека, как и в тот момент, когда бежала из дома Антуана Морье.

Летиция верила в то, что спокойная жизнь на плантации, ежедневные заботы и безопасность — вот и всё, что ей нужно. И вот это всё у неё теперь есть. Только чувствует она себя ещё хуже, чем в самые тёмные дни своей жизни. Потому что, когда она села на пароход в Альбервилль, у неё была надежда на то, что впереди её ждёт лучшее будущее. А теперь…

Будущее было безрадостным.

Ночь, проведённую у Обьеров, она почти всю проплакала. Расставание с Эдгаром казалось невыносимым: будто сердце вскрыли ножом, а её бросили умирать с этой раной. Но утро на пристани стало последней каплей. Летиция считала себя сильной, она и была сильной…

Ровно до того момента, как опустилась на колени возле Эдгара, до того, как его кровь залила её платье. Именно тогда внутри неё что-то сломалась.

Что с ней не так? Почему всё в её жизни заканчивается катастрофой? Всё, чего она касается — будто проклято!

Она почти не помнила, как её оттаскивали от Эдгара, как обнимал Анри Бернар, наставив на внука пистолет, как его огромные чёрные охранники-рабы скрутили Филиппа…

Всё было, как в тумане.

Ей не хватало воздуха, казалось, будто в грудь ударили чём-то тяжёлым, сбив сердце с ритма, и оно затрепетало, пытаясь к нему вернуться, но никак не могло, а лишь гулко билось о рёбра, причиняя боль. Кто-то сунул ей нюхательные соли, кто-то обмахивал веером, но это было будто и не с ней. Она видела перед собой лишь кровь и бледное лицо Эдгара, и всё казалось нереальным…

Потом её везли в коляске, а она смотрела на свои руки в засохшей крови, и даже плакать не могла, будто глаза изнутри выжгло огнём и высушило все слёзы.

На плантации Анри Бернара Летицию встречали радостно. Какая-то старая ньора бросилась её обнимать, и все плакали, говорили, как она похожа на свою бабушку и на Жюльена. Вокруг неё хлопотали служанки, её раздевали, мыли, отпаивали молоком с мятой и сахаром, дали каких-то капель и отвели в комнату. Но всё это было будто не с ней.

Она уснула. Даже не уснула — провалилась в какое-то забытьё, и лишь к вечеру смогла встать, чувствуя, что опустошена, словно высохшая птичья скорлупа.

И все мысли были лишь об одном — жив ли Эдгар?

За ужином она меланхолично рассказывала деду о том, как Готье, Селин и Аллен хотели объявить его недееспособным, о Морисе Жероме и похищении, о том, как она бежала, закончив историю так, как придумал Эдгар. Выслушав её рассказ, Анри Бернар осклабился, обнажив жёлтые от табака зубы, и, подмигнув ей, произнёс:

— Чёрта с два у Готье это выйдет, якорь мне в глотку! Я сказал ему ещё в тот самый раз, что не оставлю ему даже подмётки от сапог в наследство! Даже воды болотной ведра не дам! Спалю всё дотла, пожертвую приюту Святых Агнцев, чёрт меня дери, но ему не дам! Он думает, что я старик и меня можно выбросить за борт, как чёртову ветошь, которой драили палубу! Да только у меня клешни, как у аирского краба, так что меня только с мясом выдрать можно, не будь я Анри Бернар! А в жилах Готье только половина моей крови, а остальная и не кровь вовсе — гнила вода, что досталась ему от моей жены, будь она неладна. Вся эта гниль в нём — от неё!

Слушая это, Летиция обратила внимание, как не похож её дядя Готье на своего отца. И хотя Анри Бернар был стар — белые волосы висели сосульками и сквозь них просвечивала розовая лысина, а загорелые руки покрывали тёмные старческие пятна, но при этом они всё ещё оставались жилистыми и крепкими, и на них виднелись старые шрамы. А взгляд у деда был жёсткий и прямой, словно ты и не в глаза ему смотришь, а в дуло ружья. Анри Бернар даже за столом был вооружён — носил на поясе ножи и пистолет, и, вспомнив, как он, не задумываясь, выхватил его на пристани, направляя на собственного внука, Летиция не сомневалась — выстрелил бы.