Башня над пропастью - Ян Ирвин

Через шестнадцать недель после Тайного Совета они добрались до небольшого горного пика. Не найдя там воды, они пошли к следующей горе.

— Сколько нам еще идти? — спросила Карана. — У меня осталось совсем немного воды, да и еды почти нет.

— Слишком долго, — раздраженно ответил Шанд, держась за живот.

— Где-то должна быть вода.

— Здесь нет никаких «должна». Некоторые из этих островов были бесплодными еще до того, как высохло Перионское Море.

— Ты сказал, что дважды побывал в Катадзе. Как же ты мог забыть, где здесь вода?

Лицо Шанда потемнело.

— Я тебе много раз говорил, что прежде шел другим путем.

Они передвигались ночами при свете звезд, а днем отлеживались в палатке. И вот наконец они ощутили, что пологий склон начинает слегка подниматься у них под ногами, и, к своей великой радости, увидели в предрассветном сумраке три пика. Это, конечно, была Катадза!

Солнце уже сильно припекало, хотя едва показалось над горизонтом. У Шанда был измученный вид. Карана низко надвинула шляпу на глаза.

— В тумане мы взяли слишком сильно на запад, — сказал Шанд. — Так что перед нами западная сторона Катадзы.

Если бы Карана могла, то заплакала бы, но глаза были слишком сухими.

— Ты хочешь сказать, что только из-за этого мы все еще не там?

Шанд скрючился и отошел в сторонку. Его долго рвало.

— В чем дело? — спросила Карана, когда Шанд вернулся.

— Колики! У моей воды такой вкус, словно в ней сдохла крыса.

Они двигались к Катадзе мимо кипящих соленых ручьев и фонтанов, от которых поднимался пар. В воздухе пахло серой, и от этого у Шанда с Караной болели глаза и першило в горле. К берегу последнего соленого озера прибило какую-то пену пурпурного цвета.

— Это можно есть, — сказал Шанд, собирая пену в горшок.

— Что это? — с сомнением спросила Карана.

— Понятия не имею — растет в кипящей воде и приятна на вкус.

— Какой ужасный край, — заметила Карана, чувствуя себя так же неуютно, как в портовом городе. — И Катадза такая же?

— Вовсе нет.

Колики у Шанда усилились. Когда они добрались до подножия горы Катадзы, ему стало совсем плохо. Вода у него осталась лишь в мехе из Грейнвиса, но она была такая мерзкая, что его тошнило от одного ее запаха.

К следующему утру старик допил и эту воду, а у Караны оставалось чуть больше половины последнего меха. Однако даже когда он пил воду девушки, Шанду становилось все хуже, его мучили рвота и понос.

У него не хватало сил взбираться по длинному склону к подножию утесов, и они пролежали весь день в палатке, где даже в тени земля была такая же горячая, как воздух. Перед тем как снова пуститься в путь, они доели и допили все, что у них было.

После часа ходьбы перед ними предстало большое озеро с чистой водой, которая, правда, оказалась такой соленой и горькой, что у Караны и Шанда начались желудочные спазмы. От этой воды их стала еще сильнее мучить жажда. Шанд лежал на берегу озера, держась за живот. Карана была в ужасе, опасаясь, что старик умрет.

После длительного отдыха в тени Шанду стало лучше, хотя организм был обезвожен. Карана пошла удить и поймала несколько мелких рыбешек. Они съели сочное мясо сырым, и это слегка утолило жажду. Но девушка знала, что без воды Шанд умрет через день, да и сама она протянет недолго. Всю ночь измученные Шанд с Караной плелись вперед, а незадолго до рассвета нашли крошечный родничок у подножия скал. Вода текла такой тонкой струйкой, что их мехи пришлось бы наполнять весь день, но ее было достаточно, чтобы спасти им жизнь и чтобы они взяли немного с собой.

Вечером они снова пустились в путь и наконец обнаружили дорогу, ведущую к самому низкому утесу Катадзы.

Еще через пару часов они добрались до ущелья, куда никогда не попадали солнечные лучи. Здесь, в лощине, росли какие-то серые растения, а выше на склоне зеленела трава. Казалось, утесы никогда не кончатся. Шанд был слишком слаб, чтобы взбираться на них дальше.

— Завтра станет лучше, — сказал он, очищая какой-то клубень, выкопанный Караной.

Девушка ничего не ответила. Ее мучил голод: за весь день она съела лишь горстку муравьиных яиц.

— Мы попытаемся завтра, — повторил Шанд на следующий день, но он был так измучен коликами, что Каране казалось: он никогда не сможет двинуться с места.

Наступило «завтра» но Шанд был не в состоянии подняться, а когда Карана вернулась с охоты с большой ящерицей — еда на несколько дней, — он не проявил никакого интереса.

— Ступай, — сказал он, — приведи помощь.

— Я тебя не покину, — возразила она, разрываясь между привязанностью к нему и желанием найти Лиана. Временами она почти чувствовала Лиана, и то, что она чувствовала, ее пугало.

— Тебе придется, или мы умрем оба. Возьми пищу и иди.

— Ты умрешь, если я уйду!

— У меня достаточно воды, — со слабой улыбкой сказал Шанд. — И даже есть немного еды. От голода умирают неделями — ты вернешься раньше.

Карана колебалась. Она действительно страстно хотела идти дальше — в груди у нее жгло огнем. Но она не могла оставить Шанда.

Когда Лиан, потрясенный беседой с Малиеной, вернулся к Тензору, он обнаружил, что тот все еще сидит в своем кресле из черного дерева, поставив локти на служившую столом скамью, которая располагалась вдоль всей стены. Она тоже была из черного дерева. В отполированной до блеска поверхности скамьи отражалось Зеркало, а в Зеркале — лицо Тензора: темные волосы, зачесанные волнами с широкого чела, длинный прямой нос и густая курчавая борода, скрывавшая нижнюю часть лица.

Тензор сжал раму Зеркала руками, и оно, покачнувшись, замерло на месте. В нем появилось изображение — в точности то самое, которое Лиан видел прошлой зимой в Туркаде.

Это был мрачный пейзаж с черными тенями. Равнину, испещренную какими-то пузырьками стального цвета, пересекала глубокая расселина. Железная башня накренилась, словно собираясь упасть. На заднем плане горы, похожие на фарфоровые черепки, вонзались в небо. Маленькое красное солнце пыталось разорвать грозовые тучи, но безуспешно.

Это был Аркан — или, быть может, воспоминание Тензора тысячелетней давности. Существовал ли еще Аркан?

Изображение отличалось от того, которое предстало перед Мендарком: оно было живое. Солнце и луна двигались по небу, тучи проплывали, свет усиливался.

Однако, кроме этой картинки, Тензору так ничего и не удалось извлечь из Зеркала. Он рвал на себе волосы, сердито орал на Лиана и порой даже покрикивал на своих друзей аркимов. Малиена была довольна, когда Лиан сообщил ей об этом.