Восьмой круг. Златовласка. Лед - Эд Макбейн

— Еще что-нибудь выпьете?

— Нет, спасибо, мне надо идти, — отозвался я и положил письма в карман.

— Вы покажете их полиции?

— Да.

— Похоже, мне не удалось убедить вас, — сухо промолвила Карин.

— Убедить в чем? В невиновности вашего брата или в виновности вашего отца?

— Вы не знаете моего отца так, как знаю его я. Не представляете, на какую жестокость он способен.

— Не думаю, что он убийца, — ответил я и шагнул к двери.

— После развода с женой, с которой вы провели пятнадцать лет, все остальное уже легко!

— Только не убийство, мисс Парчейз. Спокойной ночи, я очень ценю ваше…

— Даже убийство.

— Только не убийство своих дочерей, — заметил я, открывая дверь.

— Развод — тоже своего рода убийство, — ответила Карен.

Я вернулся домой без четверти час. В кабинете горел свет. Сьюзен, обнаженная, сидела за столом. В левой руке она держала телефонную трубку. Она ничего не сказала, когда я появился на пороге и заглянул в комнату.

— Что такое? — спросил я.

На ее губах появилась легкая улыбка.

— Сьюзен?

— Только что позвонили.

— Кто?

— Мужчина, назвавшийся Джеральдом Хеммингсом.

В горле у меня внезапно пересохло. Поначалу мы с Агги тысячу раз репетировали эту сцену. Точно знали, что нужно сказать, если кто-нибудь из нас вдруг попадется в ловушку. Поскольку оба поклялись молчать, происходившее означало только одно: это ловушка. Что бы Сьюзен и Джеральд ни сказали в качестве обвинения, мы должны были солгать им в ответ. Но так было вначале, а теперь наступило то самое «здесь и сейчас». В прошлом месяце мы договорились рассказать им обоим; теперь не было смысла ничего отрицать.

— Джеральд Хеммингс? — повторил я. — Не уверен, что знаю такого. Что ему нужно в такое время?

— Он хотел поговорить с тобой. Вместо этого поговорил со мной.

Я промолчал. Ждал. Знал, что это не ловушка. Нас кто-то увидел? Та женщина, днем собиравшая ракушки на пляже? Может, она видела, как я захожу в дом? Узнала меня? Позвонила Джеральду Хеммингсу и рассказала об этом? Молчание затягивалось. Сьюзен пристально смотрела на меня.

— А кто он вообще такой? — спросил я. — Я никогда…

— Вы столкнулись в театре с его женой.

— Его женой?

— С Агатой Хеммингс.

Ее имя впервые прозвучало в нашем доме. Это не стало сюрпризом, но в комнате словно раздался взрыв, и осколки шрапнели разлетелись по всем углам. «Агата Хеммингс» отскакивало от стен, калеча и ослепляя.

— Не помню ее, — сказал я.

— Кажется, мистер Хеммингс думает, будто у вас с ней роман.

— О чем ты?

— Об Агате Хеммингс. Ее муж думает…

— Да, ты сказала. Но…

— Но, разумеется, это не так.

— Сьюзен, не знаю, кто тебе звонил, однако…

— Мне звонил мистер Хеммингс.

— Или некто назвавшийся мистером Хеммингсом?

— Да, некто, прекрасно изобразивший мистера Хеммингса, который сообщил мне, что ты трахаешься с его женой.

— Сьюзен, богом клянусь, не представляю, о чем речь!

— Не клянись богом, Мэттью, а не то он поразит тебя молнией.

— Рад, что тебя веселит эта ситуация. Звонят среди ночи…

— Да уж, обхохочешься.

— Ну я, конечно, рад…

— Нет, правда, смешно. Я даже спросила мистера Хеммингса, уж не шутка ли это, розыгрыш? Потому что все это показалось мне ужасно смешным, Мэттью. Однако мистер Хеммингс не разделил моего веселья. Он плакал на протяжении всей нашей беседы. Временами я не могла разобрать, что он говорит, Мэттью. Однако мне все-таки удалось уловить суть. Тебе рассказать?

— Нет, я хочу спать. Поговорим об этом через…

— Мы поговорим об этом сейчас, сукин сын!

— Тут не о чем говорить, Сьюзен.

— Ты прав, Мэттью. После этого вечера нам с тобой больше не о чем разговаривать. Но об этом мы должны поговорить сейчас.

— Я не хочу об этом слышать.

— Тебе придется, или я разбужу Джоанну и расскажу об этом ей. Ты бы хотел, чтобы обо всем услышала твоя дочь?

— Сьюзен, если ты уверена, что звонивший не лгал…

— Он сказал правду.

— Хорошо. Это ты так думаешь, а я собираюсь…

— Мэттью, она пыталась покончить с собой.

— Что?

— Проглотила половину упаковки снотворного.

— Кто… Это он тебе об этом рассказал?

— Да.

— Я тебе не верю.

— Позвони ей. Спроси у нее сам.

— Почему я должен… Я вообще с ней не знаком, я даже не помню нашей встречи…

— Мэттью, она пыталась убить себя! Ради всего святого, ты так и будешь продолжать…

— Ну ладно, — вздохнул я. — Когда он звонил?

— Минут десять назад.

— С ней… С ней все в порядке?

— Я уж думала, ты и не спросишь.

— Послушай-ка, Сьюзен…

— Не надо мне твоих «послушай-ка», мерзавец!

— Что случилось? Ты, наконец, расскажешь мне, что произошло?

— Он смотрел телевизор. В одиннадцать часов поднялся наверх и обнаружил ее без сознания.

— Он позвонил врачу?

— Нет.

— Почему?

— Он понял, что она сделала: по полу были разбросаны таблетки. Он добился, чтобы ее вырвало, поставил под холодный душ, а потом ходил с ней туда-сюда по спальне. Именно тогда она ему все и выложила, Мэттью. Когда он ходил взад-вперед, взад-вперед. — «Взад-вперед» она повторила искусственным голосом, изобразив на столе средним и указательным пальцами правой руки, как он шагал, через кипу бумаг, через ножницы, а затем обратно к телефону. «Взад-вперед, взад-вперед». Я смотрел на пальцы Сьюзен и представлял Агги, ослабевшими руками цепляющуюся за своего мужа, который с помощью ходьбы пытался свести на нет эффект таблеток. Ее волосы, наверное, были мокрыми после душа, лицо мертвенно-бледным, светло-серые глаза утратили свой цвет. И она говорила. Рассказывала.

— Хорошо, — кивнул я.

— Хорошо? — Пальцы Сьюзен остановились, она сжала правую руку в кулак и положила на колени. — В каком смысле «хорошо», Мэттью?

— Это значит: «Хорошо, теперь я знаю, что случилось».

— Но ты не знаешь, почему так случилось. Ты же не знаешь, почему она приняла все эти таблетки, правда?