Анна Иоанновна - Игорь Курукин

Тем временем жених оказался не слишком завидным. Потомок древнего рода Вельфов, племянник супруги императора Священной Римской империи Карла VI и, соответственно, двоюродный брат наследницы австрийского престола Марии Терезии, шурин будущего прусского короля Фридриха II, щуплый и застенчивый Антон Ульрих в 18 лет выглядел четырнадцати-пятнадцатилетним подростком и совсем не походил на красавца-принца на белом коне. Саксонский посланник Лефорт в мае 1733 года доложил: «…уверяют, что принц бевернский не нравится принцессе». Английский посол лорд Джордж Форбс в сентябре высказался ещё более определённо: «Брака не будет»; мало того что принц не нравился невесте — у него были враги при дворе, и уже распространился слух, что он страдает «падучей» (эпилепсией).

Намеченная на лето помолвка так и не состоялась. Впрочем, обошлось без скандала. Антон Ульрих являлся почётным гостем российского двора, а поскольку он формально прибыл для вступления «в службу её императорского величества», то и остался состоять шефом своего полка, расположенного на Украине, — до лучших времён, но без потери лица.

Судя по дальнейшим отношениям, вряд ли первое впечатление, произведённое на Анну-младшую принцем, которого ей предназначили в мужья, было благоприятным. Может быть, и у её тётки-императрицы дрогнуло сердце и она вспомнила свою, произошедшую почти четверть века назад, несчастливую свадьбу с таким же юным и слабым немецким принцем из Курляндии. Едва ли Анна-старшая мечтала о такой доле для племянницы. Вопрос о браке даже исчез на некоторое время из посольских реляций. Но Анна понимала, что теперь она, повелительница империи, должна руководствоваться не сантиментами, а государственными интересами. Государыня не отменила своего выбора — она решила подождать, пока молодые привыкнут друг к другу, а инфантильный принц несколько повзрослеет и продемонстрирует мужскую привлекательность.

Получилось, правда, наоборот. Антон Ульрих вёл себя примерно: учил русский язык и читал «нравоучительные книги». А юная Анна неожиданно обнаружила «темперамент», обратив неподобающее внимание на саксонского посланника графа Морица Линара. Выяснилось, что Анна Леопольдовна проводила некоторое время наедине с Линаром, а мадам Адеркас не только не препятствовала их свиданиям, но и поощряла увлечение воспитанницы, которая теперь уже стремилась избегать Антона Ульриха и давала понять, что он ей не очень приятен.

Пришлось срочно принимать меры. Под конвоем вежливых офицеров гвардии проштрафившаяся воспитательница была отправлена в Кронштадт и в тот же день выдворена на почтовом корабле в Любек, получив в качестве компенсации за потерю места при дворе 2900 рублей. Доверенный камер-юнкер принцессы Иван Брылкин поехал в противоположную сторону — в казанский гарнизон. Проблема была в том, что проказника-графа не то что в Сибирь, но и обратно в Саксонию просто так выслать было невозможно — он являлся официальным представителем иностранного и к тому же дружественного государства. Кажется, их с принцессой роман был платоническим, но и возникших слухов было довольно, чтобы разрушить матримониальные планы императрицы. В раздражении Анна Иоанновна писала Ушакову: «А знаете вы причину бывшей гофмейстерины Адеркас с Ленартом (Линаром. — И.К.), а мы известны, что та корреспонденция продолжалась через Ленарта, и в ту пору надлежало бы, что[б] он был взят оттудова, а для важных резонов, о чём вы сами знаете, отложено было. А ныне, кажется, лутчего способа нет, что указ послать к Кейзерлингу, чтоб он старался добрым и тайным образом, чтоб он больше не был прислан». Дело надо было уладить таким образом, чтобы не повредить отношениям с Августом III, то есть удалить Линара, не выказывая ему неудовольствия: «…нам очень было [бы] приятно, ежели король ему какую милость явно покажет».

Линар отправился в Дрезден. Сам Бирон просил саксонский двор не присылать более в Россию соблазнителя. «Принцесса была молода, а граф — красавец», — прокомментировал эту придворную драму Рондо, внимательно наблюдавший за положением наследницы русского престола. Понятно, что 33-летний блестящий дипломат-придворный в глазах юной девушки выглядел куда привлекательнее, чем замухрышка-принц. Увлечение было, по-видимому, искренним и сильным — судя по тому, что роман с Линаром имел продолжение после смерти тётки-императрицы; но при её жизни подобных приключений больше не было — за принцессой пристально следили. Это едва ли пошло ей на пользу. Неизвестный автор примечаний на записки Манштейна писал: «Принудительная жизнь, которую Анна Карловна вела с самых нежных лет, тщательный надзор за всеми поступками её и позволение видеться только с некоторыми известными особами сделали её задумчивой и поселили в ней такую наклонность к уединению, что по вступлении в правление государством тягостно было для неё принимать к себе разных [лиц] и являться в больших собраниях двора».

Тем не менее скандал удалось предотвратить, и дворцовая жизнь потекла по-прежнему: официальные выходы, праздники, балы, охоты, сезонные переезды из Зимнего в Летний дворец, а в июле — августе — в Петергоф. Решено было приохочивать Анну-младшую к любимой Бироном и императрицей верховой езде — в 1739 году для неё выстроили манеж в «зимнем доме», на который было отпущено 1200 рублей. День рождения принцессы (7 декабря) и её тезоименитство (9 декабря) при дворе праздновали, по словам Рондо, «чрезвычайно торжественно» — с поздравлениями от придворных и дипломатического корпуса, балом и ужином. Однако чем дальше, тем острее вставала перед императрицей роковая для российского престола в XVIII веке проблема престолонаследия.

На Русско-турецкой войне Антон Ульрих показал себя достойно, храбро действовал при взятии Очакова — и заслужил поцелуй в щёку от императрицы, уважительный визит Бирона и непонятную «переменчивость» невесты, то безучастной, то весёлой. «Такого рода перемены продолжаются всё время, так что ничего понять нельзя», — гадали брауншвейгцы. «Главное дело» не двигалось с места, и принц со свитой вновь отправился покорять южнорусские степи.

Матримониальные планы русского двора приобрели международную значимость. В августе 1738 года британское министерство располагало сведениями, что герцог Курляндский намерен выдать принцессу за своего старшего сына Петра, а дочь за принца Антона «с отступным» в виде звания российского фельдмаршала. Поскольку герцог в своё время помог англичанам заключить выгодный торговый договор с Россией, британское правительство такой «марьяж» одобряло; сообщить об этом фавориту было поручено британскому резиденту в России. Бирон благодарил за оказанное доверие, но заверял, что подобного и в мыслях не держал, чему Рондо нисколько не верил…

Принцесса же проявила характер — отказалась выйти за неказистого жениха из Брауншвейга. Возможно, именно это обстоятельство подтолкнуло Бирона к действию. Однако в столь щепетильном деле фаворит оказался неискусным интриганом — он действовал излишне прямолинейно. Саксонский дипломат Пецольд передавал, что Бирон рекламировал мужские достоинства своего сына словами, «которые неловко повторить». С одной брауншвейгской фамилией герцог справился бы, но на стороне простоватого принца Антона оказались особы более опытные и ловкие: вице-канцлер Остерман, кабинет-министр Артемий Волынский, австрийский посол маркиз Ботта д'Адорно и даже его собственный приятель Герман Карл Кейзерлинг, по словам брауншвейгского дипломата Гросса, передававший Остерману все сведения о словах и поступках герцога.