Далекие часы - Кейт Мортон

Саффи произнесла это так резко, что я немедленно обернулась; она протянула ко мне одну руку, а другой теребила ворот вязаного кардигана.

— В смысле, это очень любезно с вашей стороны, но совершенно излишне. — Она уронила протянутую руку. — Перси уже звонит по телефону племяннику миссис Кенар, чтобы тот заехал и помог нам в поисках… извините. У меня заплетается язык. Не сердитесь, но я в таком замешательстве, просто… — Она бросила взгляд мне за спину, на дверь. — Я надеялась застать вас одну.

— Надеялись?

По ее сжатым губам я поняла: ее волнует не только благополучие Бруно, ее тревожит что-то еще.

— Перси явится через минуту, — тихо промолвила она, — отведет вас посмотреть на тетради, как и обещала… но прежде чем она будет здесь, прежде чем вы отправитесь с ней, я должна кое-что сказать.

Саффи выглядела такой серьезной, такой страдающей, что я подошла к ней, положила ладонь на хрупкое, как у птицы, плечико и подвела к дивану.

— Вот что, садитесь. Принести вам что-нибудь? Чашечку чая, пока вы ждете?

Ее улыбка просияла благодарностью человека, который не привык, чтобы о нем заботились.

— Благослови вас боже, нет. На это нет времени. Присаживайтесь, прошу вас.

Тень промелькнула у двери, и Саффи слегка напряглась, прислушиваясь. Ничего, кроме тишины. Тишины и странных вещественных звуков, к которым я начинала привыкать: загадочного клокотания за прелестным потолочным карнизом, еле слышного дребезжания ставней об оконные стекла, скрежета костей дома.

— Я чувствую, что должна объяснить, — приглушенно начала Саффи. — Насчет Перси, насчет вчерашнего дня. Когда вы спросили о Юнипер, когда упомянули его, Перси повела себя как настоящий деспот.

— Вы ничего не должны объяснять.

— Нет, должна, обязана, просто нелегко улучить минутку наедине, — мрачно улыбнулась Саффи. — Такой огромный дом, и все же рядом всегда кто-нибудь есть.

Ее нервозность была заразительна, и хотя я не делала ничего дурного, мной овладело странное ощущение. Сердце забилось быстрее, и я тоже приглушила голос:

— Мы можем встретиться в другом месте. К примеру, в деревне.

— Нет, — быстро отозвалась она и покачала головой. — Нет. Я не могу. Это невозможно. — Еще один взгляд на пустой дверной проем. — Лучше здесь.

Я кивнула в знак согласия и подождала, пока она соберет свои мысли, осторожно, словно те были рассыпанными булавками. Сосредоточившись, она поведала свою историю быстро, тихим и решительным голосом:

— Это было ужасно. Ужасно, ужасно. Вот уже около пятидесяти лет я помню тот вечер, словно вчера. Лицо Юнипер, когда она вернулась. Она опоздала, потеряла ключ и потому постучала. Мы открыли, и она вошла, перепорхнула через порог… она никогда не ходила как обычные люди… и ее лицо… я не перестаю его видеть, когда закрываю глаза по ночам. То мгновение. При ее появлении мы испытали огромное облегчение. Дело в том, что днем разразилась ужасная буря. Лил дождь, выл ветер, автобусы опаздывали… мы так волновались. Когда раздался стук, мы решили, что это он. Из-за него я тоже беспокоилась; переживала из-за Юнипер, переживала из-за встречи с ним. Понимаете, я догадалась, что они влюблены, что они собираются пожениться. Хотя от Перси она скрыла… Перси, как и папа, была весьма непреклонна на этот счет… но мы с Юнипер всегда были очень близки. И мне отчаянно хотелось, чтобы он понравился мне; хотелось, чтобы он был достоин ее любви. И конечно, я сгорала от интереса: любовь Юнипер весьма непросто заслужить. Мы немного посидели вдвоем в хорошей гостиной. Сначала болтали о всяких пустяках, о жизни Юнипер в Лондоне, успокаивали друг друга, что его автобус застрял, что транспорт постоянно опаздывает, что во всем виновата война, а после умолкли. — Саффи покосилась на меня, ее глаза потемнели от воспоминаний. — Дул ветер, дождь грохотал о ставни, и ужин подгорал в духовке… Запах кролика… — ее лицо скривилось от одной лишь мысли, — проник повсюду. С тех пор я терпеть его не могу. У него вкус страха. Обугленных комков невыносимого страха… Я ужасно испугалась, увидев Юнипер в таком состоянии. Мы с трудом помешали ей выбежать под дождь на поиски. Даже когда минула полночь и стало ясно, что он не придет, она не сдавалась. У нее случилась истерика, нам не оставалось ничего другого, как только дать ей старые папины снотворные пилюли для успокоения…

Саффи умолкла; она говорила очень быстро, стараясь успеть до прихода Перси, и немного осипла. Она покашляла в изящный кружевной платочек, который достала из рукава. На столе рядом с креслом Юнипер стоял кувшин с водой, и я налила Саффи попить.

— Наверное, это было ужасно, — заметила я, протянув ей стакан.

Она с благодарностью приникла к стакану губами и опустила его на колени, сжимая обеими руками. Казалось, ее нервы натянуты до предела; кожа вокруг челюсти словно иссохла за время рассказа, и под ней проступила голубая паутина вен.

— Он так и не появился? — уточнила я.

— Нет.

— И вы так и не выяснили почему? Не было ни письма, ни телефонного звонка?

— Нет, ничего.

— А Юнипер?

— Она ждала и ждала. Ждет до сих пор. Сменялись дни, летели недели. Она так и не оставила надежду. Это ужасно. Ужасно.

Последнее слово повисло между нами. Саффи заблудилась в том времени, много лет назад, и я не стала на нее давить.

— Безумие не обрушивается мгновенно, — наконец произнесла она. — Это звучит так просто — «она впала в безумие», — но на самом деле все иначе. Это случилось постепенно. Сначала ей стало легче. Наметились признаки выздоровления, она намекала на возвращение в Лондон, очень смутно, и так и не вернулась. Писать она тоже перестала; именно тогда я поняла, что нечто хрупкое, нечто бесценное сломалось. В один ужасный день она выбросила из окна чердака все свои вещи. Все: книги, бумаги, стол и даже матрас.

Саффи затихла; ее губы шевелились, перебирая фразы, которые она не решалась озвучить. Затем она вздохнула и добавила:

— Бумаги разлетелись во все стороны, рассыпались по склонам холма, упали в озеро, как сброшенные листья, их лето кончилось. Интересно, куда они все подевались?

Я покачала головой; было ясно, что имеются в виду не только бумаги; подходящие фразы не шли мне на ум. Я не могла даже вообразить, насколько тяжело, когда твоя возлюбленная сестра гибнет подобным образом; когда бесчисленные слои потенциала и личности, таланта и возможностей облетают один за другим. Как невыносимо это наблюдать, особенно для Саффи, которая, если верить Мэрилин Кенар, была для Юнипер скорее матерью, чем сестрой.

— Мебель сломанной грудой лежала на лужайке. У нас не хватило мужества отнести ее наверх, а Юнипер не хотела этого делать. Она полюбила сидеть у шкафа на чердаке, это который с потайной дверцей, и уверяла, что слышит голоса с другой стороны. Голоса звали ее, хотя, разумеется, звучали только у нее в голове. Бедная крошка. Узнав об этом, врач решил отправить ее в лечебницу…