Большой шеф Красной капеллы - Валентин Томин

Я хотел рассказать, чем являлась организация Красного оркестра. По всему миру еще ходили самые сенсационные рассказы времен холодной войны.

На первых двух страничках даю обобщающие сведения о том, что было после войны.

С самого начала холодной войны было сделано все, чтобы опорочить историю Красного оркестра, создать новый антисоветский оркестр... Использовали целый арсенал различных методов клеветы, фальсификаций, лжи, чтобы испакостить, очернить Красный оркестр, который сделали мишенью, в которую бросали грязь. Известные «специалисты» от шпионажа начали свою работу. Появились фантастическйе, абсурдные книжки и такие, которые пытались утверждать, что они историчны, точны, документальны. Вот например, были такие утверждения —' Красный оркестр — самая крупная шпионская сеть Советского Союза мировой войны продолжает действовать. Или другое: Красный оркестр был полностью уничтожен гестапо... Гран шеф и все его сотрудники продались немцам... Гран шеф продолжает свою работу...

В продолжении многих лет контрразведки западных государств не только занимались ложью и клеветой на Красный оркестр, но и преследовали уцелевших сотрудников организации в Бельгии, Франции, Голландии.

Не так уж радостным было положение и тех, кто вернулся тогда в Москву. Это было время Сталина, и они не могли рассчитывать на полное признание своей работы». «Прошли долгие годы, Сталин умер. Деканозов, Аббакумов и другие, допускавшие нарушение революционной законности, понесли заслуженную кару. Многие из тех, кто незаконно были арестованы, были оправданы, реабилитированы. Среди них находился и я».

«В еще более широком масштабе восторжествовала справедливость после XX съезда партии. Полностью были реабилитированы маршал Тухачевский, генерал Берзин, руководивший советской разведкой в продолжении почти двадцати лет, и многие другие, которые долгие годы были преданы Красной Армии душой и сердцем».

С этого времени начинается период раскрытия правды о Красном оркестре.

Сначала появились сообщения о Зорге и его группе «Рамзай». Это была не группочка каких-то шпионов, а борцов за мир, действовавших во имя интересов не только Советского Союза, но и Японии, всех тех, кто был против нацистской войны.

В Европе как-то не раскрывалось до конца — чем же были эти группы, получившие название Красного оркестра, я рассказываю об этом. Применить к комбатантам тот же самый подход, как к шпионам, — невозможно. Среди них не было ни таких, которых покупали, ни таких, которых продавали, ни таких, кого шантажировали или принуждали. Комбатанты Красного оркестра — не только коммунисты. Мужчины и женщины, разных идейных направлений, атеисты и верующие, интеллигенты и рабочие, а всего было в странах Европы несколько сот человек. Это были люди тринадцати национальностей. А что их связывало вместе? Глубочайшее убеждение необходимости совместной борьбы с нацизмом, убеждение в том, что они будут действовать на первой линии огня, будучи связанными с разведкой Генштаба Советской армии.

Дальше я рассказываю, как я пришел в разведку, и коротко сообщаю мои встречи с Берзиным. Когда я еще не был разведчиком, а некоторое время находился в Париже и Германии по другим делам, по поводу выяснения истинных провалов в 1932 г. Тогда еще т. Берзин раскрыл передо мной широкий фон того, что происходит в мире. Война с нацизмом может начаться совсем неожиданно.

— Мы имеем хороших разведчиков в разных странах, — говорил он, — но это недостаточно, если учтем те задачи, которые возникнут в случае войны с нацизмом.

Тогда он бросил свою идею, что теперь самое главное — создавать идейные группы, руководимые коммунистами, проверенными, широкого кругозора, преданными, которые могут там, за рубежом, как в самой Германии, так и в странах, расположенных вокруг нее, привлечь к себе нужных людей. И всегда своевременно сообщать в Москву правду, всю правду, какая бы она ни была.

Первый раз я встретился в октябре или ноябре 1936 г., когда уезжал в Париж, а потом летом 37-го г., когда Берзин вернулся из Испании, а я вернулся из моей поездки во Францию. Докладывал ему о французских вопросах. Шел разговор о том, что я видел. Я тогда делился своими впечатлениями, говорил, как в Европе нарастает волна подготовки к войне. Тогда он меня убедил, говоря, что такой человек, как вы, в такой ситуации не может оставаться в стороне, обязан принять на себя конкретные обязанности, должен поехать в Европу. Тогда он сказал, как он представляет себе подготовку таких групп. Фактически, он, а при наших разговорах присутствовал тогда Алекс или Стигга{135}, которые прекрасно знали Германию, Европу. Об этом очень много говорили, и тогда было решено, что начну работать. Летом 37-го г. я уехал вторично в Европу — во францию с первым заданием начать подготовку.

Если создавались такие группы, идейного характера, по подготовке борьбы с нацизмом, то это было благодаря Берзину.

Дальше перехожу к истории этих групп. Тогда не было такого названия — Красный оркестр. Назвали его так сами немцы. Назвали летом 1941 г., когда Гейдрих и Гиммлер узнали, что уйма шифровок идет на Москву, когда уточнили, что эти шифровки могут исходить только от советской разведсети в разных странах Европы. Гейдрих тогда сказал:

— Это же целый оркестр, не то, что играет одна станция, назовем их Красным оркестром.

Наши противники утверждают, что сотни шифрованных радиограмм попали в руки немцев и были расшифрованы. Это ложь. Правда заключается в следующем: Г. Расшифрованной была только часть, к тому же небольшая, из тех шифровок, которые отправлялись с июля 1941 г. по 13 декабря 1941 г. — то, что шло через Бельгию. Когда произошел провал 13 декабря, то в это время в Кранце, близ Кенигсберга, была запеленгована часть этих депеш. И тогда, утверждаю, что здесь никакой измены не было. Код знали: Макаров, Познаньска, которые вели себя самоотверженно — Софья Познаньска покончила с собой, чтобы не раскрыть код. Макаров до последнего момента ничего не раскрыл. Аресты происходили в 41-м, и пеленгация тоже была в 41-м, но только летом 42-го г. противнику удалось частично раскрыть код. Наши коды были очень хорошие, были самые лучшие в сравнении с теми, которыми пользовались англичане или французы. Теперь уже известно, что тактика германской контрразведки заключалась в том, чтобы не захватывать французские или английские станции. Потому что гестапо очень легко раскрывало коды. Но если бы были аресты, это заставило бы менять коды и создавать другие группы.

Раскрыть советские коды было очень трудно, но тем не менее летом 42-го г. группе профессора доктора Ваука и его помощникам удалось расшифровать несколько десятков радиограмм.

Чего не удалось сделать противнику? Все то, что я по линии Франции и Бельгии направлял с сентября 39-го по первый день войны против Советского Союза, никто не мог раскрыть уже просто потому, что в этот период я не отправлял свои донесения по радио. А были сотни депеш, которые отправляли с курьерами. Второе, что я указываю, на линии, на которой работали Мира и Герш Соколы, хотя они были арестованы в июне 42го г., ни одна депеша не была раскрыта.