Рапсодия гнева - Дмитрий Янковский

– Как надо будет, так и поступим, – улыбнулся Эдик. – Меня сюда для того и направили, чтоб можно было действовать по обстановке. Короче, за все, что вы тут наделаете, я несу полную ответственность.

– Так, может, сразу откроем шлагбаум? – хитро сощурился старший сержант. – Чего ждать? Потом попробуй их разгони за десять минут…

– Халявщик ты, Иван Андреевич, – шутливо покачал головой лейтенант. – Ладно, командуй своим бойцам отдых, нечего мучить народ на жаре.

Через пятнадцать минут от автомобильной сумятицы не осталось и следа, только иногда без остановки проезжали машины с пассажирами в пестрых пляжных нарядах да ветер пел в раскрытом шлагбауме.

Пост был старый, сохранившийся с тех давних времен, когда город считался пограничной зоной и закрытой военной базой. Тогда пропускной режим был строжайший – до сих пор все объездные проселочные дороги прерывались выкопанными траншеями. Пешком обойти систему постов еще можно было, а вот объехать никак. Мешали не только траншеи на лесных дорогах, но и сам крымский лес, густой и цепкий, южный, похожий на заросли амазонских джунглей. Мешали и горы, отвесными стенами стоявшие на южных и восточных путях к городу.

Потом, после развала Союза, все люди стали братьями, пограничный режим упразднили, но посты остались, как покосившийся памятник некогда могучей империи. В деревянных домиках возле поселков долго жили бомжи, несколько постов сгорело дотла, но на ключевых магистралях остались. И когда появилась надобность в сопровождении американцев до Тылового, пост возле Гончарного привели в порядок – сегодня в девять утра на него заступила уже шестая суточная смена.

Сначала личный состав полка воспринял идею радостно – для лета службы лучше нет, чем сидеть в тридцати километрах от города, любоваться горными видами, по вечерам попивать водочку и отстреливать по бутылкам годами накопленный неучтенный боезапас. Но когда с 14 июня ввели усиленный режим проверки, народ откровенно взвыл. И водители, и личный состав полка. Такого единения милиции и народа не наблюдалось уже давно – и те и другие дружно костерили заокеанских гостей, некоторые откровенно поддерживали Фролова, кое-кто даже мысленно повесил ему на грудь здоровенный орден Святого Народного Мстителя.

Обо всем этом Эдик хорошо знал, но своего мнения вслух не высказывал никогда. Бесполезно. Языком все равно ничего не изменишь.

Из распаренного солнцем поста милиционеры вытащили матрасы и впятером расположились под деревом так, чтоб не сильно бросаться в глаза с дороги. Высокий худощавый Рыжик растянулся прямо в траве, привычно примотав автомат ремнем к руке, остальные расселись и дружно принялись потрошить выданный на сутки сухой паек.

– Проверяющего не принесет? – озабоченно спросил один из собровцев.

Кажется, он представился Витей. Да, тяжело им в черной форме на солнце… Хорошо хоть разрешили рукава закатать.

– Я ваш проверяющий, – усмехнулся Эдик. – Так что давайте мне взятку, а то я еды никакой не взял. Что тут у вас за консервы? Тушенка, гречка с мясом… Перловка… Нет, перловка на взятку не катит. А вот тушенка как раз пойдет.

Со стороны Гончарного послышался стук раздолбанного дизеля.

– О, это Миджит на тракторе! – оживился Иван Андреевич. – Рыжик, поди встреть хорошего человека. Бегом давай, разлегся!

Рыжик подхватил автомат и, чертыхаясь, побрел к посту. На дороге действительно показался небольшой колесный трактор – красный, ухоженный, но, судя по звуку мотора, доживающий предпоследний год.

– Кто это? – поднял брови Эдик.

– Татарин один. Хороший человек. На прошлой смене капусты квашеной привез, огурцов маринованных, жена его картошки наварила с жареным луком.

– Взятка?

– Да какая взятка? Это же уважение! Понимаешь, Эдик, татарам местным выгодно, когда пост не пустует. Им спокойнее. Помнишь, в две тысячи втором их снова пробовали громить? А когда менты под боком, они себя уверенней чувствуют.

– Так… – Лейтенант лениво напустил на себя строгий вид. – Ты хочешь сказать, что он привез одну только закуску?

– Ну… – Иван Андреевич напрягся, а собровцы навострили уши. – Самогонки еще привез.

– Хорошей хоть? – Эдику надоело играть роль проверяющего.

– Нормальной! – успокоил его старший сержант.

– Эх… Подведете вы меня под монастырь… Только до вечера чтоб ни капли! И с оружием поосторожней.

Татарин слез с трактора и приветливо помахал рукой.

– А, Рыжик-джан! Привет тебе, уважаемый. А это кто? – показал он глазами на Эдика.

– Проверяющий. Но ты не грузись, он вроде нормальный, оперативник из управы.

– Эх… Вас, ментов, не понять, кто нормальный, кто нет, – посетовал Миджит. – А в городе, как назло, шерстить начали просто бессовестно, Байрама вчера взяли с кисетом травы. До сих пор не выпустили. Говорят, что кто-то троих американцев убил. Вообще тревожные какие-то слухи. Ладно, я сейчас вам кое-чего принесу.

Татарин вернулся к трактору, порылся под сиденьем и вытянул оттуда огромный, даже на вид тяжелый пакет. В нем что-то аппетитно позвякивало крышечками и скляночками.

– Тут жена приготовила покушать, Рыжик-джан, я оставлю, да?

Старший смены вопросительно глянул на Эдика.

– Ладно вам кокетничать! – усмехнулся лейтенант. – Будто я не знаю, чем вы тут питаетесь на постах. Будем называть это не взяткой, а как, Иван Андреевич?

– Уважением гражданского населения, – улыбнулся в ответ старший сержант и громко позвал: – Эй, Рыжик! Тащи сюда продовольствие!

– Иван Андреевич! – Эдик сконфуженно помотал головой. – Неудобно же… Надо и татарина этого к столу пригласить.

Через десять минут все содержимое пакета уже красовалось на траве, на матрасах и в казенных алюминиевых тарелках. Только объемистая бутыль самогона нетерпеливо притаилась в траве. Жара нарастала.

Миджит за милицейским столом освоился быстро, был он похож на нагловатого хитрого кота – черного и вездесуще-пронырливого.

– Вот, жена петушка домашнего пожарила, – нахваливал стряпню татарин. – Попробуй, командир-джан. Да? Лепешку возьми – хороший хлеб, без дрожжей.

Рыжик ел молча, осторожно поглядывая на лежащую в засаде бутыль, но так же осторожно отводил взгляд. Собровцы погядывали в кусты значительно откровеннее.

– Куришь, командир-джан? – как-то неожиданно спросил Миджит лейтенанта.

Эдик сразу понял, о чем речь, но почему-то жутко сконфузился.

– Нет, – запнулся он. Потом невпопад добавил: – Спасибо.

Татарин безразлично пожал плечами, достал из необъятных карманов кисет и маленькую курительную трубку-сопилку. Из раскрытого кисета густо запахло анашой – Миджит принялся набивать трубку.

Милиционеры продолжали хрустеть петушиными крылышками как ни в чем не бывало, даже собровцы бровью не повели, и Эдик подумал, что развал страны – это очень уж плохо. Еще лет восемь назад, в самом начале двадцать первого века, любой мент за такое количество наркоты свернул бы в бараний рог. Даже посадили бы незадачливого наркомана. А тут… Кому сейчас это нужно, когда в кражах, убийствах и экономике путаемся. Курят и курят… Хотя с приходом американцев кое-что изменилось. Эдик вспомнил, что по вчерашней сводке проходило задержание гражданина с большим количеством анаши. Но это понятно – зам по оперативной прогибается перед мэром. Иногда создается ощущение, что они давняя гомосексуальная пара. А может, так оно и есть…