Эшафот забвения - Виктория Платова

Боже мой, что он говорит? Его слова слепили меня гораздосильнее прожекторов, я едва не теряла сознание от страха, по сравнению сбезумием Келли любовный бред Леночки Ганькевич выглядел даже респектабельным…

– И где-нибудь там встретить ее. Но дома была мать, закоторой нужно ухаживать, и я каждый раз возвращался сюда, чтобы убирать за ней,расчесывать ее жидкие тусклые волосы, стирать ее рубахи… Вы знаете, как пахнутрубахи людей, которые лишены возможности двигаться?… Иногда мне снились сны,что в волосах моей матери свили себе гнезда какие-то большие белые бабочки… Этострашные сны, поверьте, Ева, я до сих пор помню их. Моя мать была очень старой,она родила меня в сорок… Я был поздним ребенком. У меня никогда не было отца, ия ничего не знал о своей матери… До того, как ее разбил паралич, она работалабилетером в кинотеатре и, по-моему, выпивала. Да, она пила. Это потом, когдаслучилось несчастье, она превратилась в добропорядочную старуху с вытянутымирукавами: у нее была кофта с вытянутыми рукавами… Красная. От нее не былоникакого проку, особенно в последнее время, – любой мог залезть в Дом иобокрасть. Вынести все, что я собрал о Лидочке Горбовской… Мою мать тоже звалиЛидией, и это убивало меня больше всего… А потом… Потом вдруг произошло самоестрашное… Самое страшное, что только можно предположить. Я как-то забрался в ееящик со старыми письмами, так она говорила, моя мать… Он был забит по самыйверх. И знаете, что там было?

Я была готова потерять сознание, я с трудом удерживала себяот этого. Нужно дослушать до конца эту безумную исповедь, может быть, тогдахоть что-то прояснится…

– Знаете, что там было? Все, что я собирал по крупицам,было там в изобилии. Все о Лидии Горбовской. Письма, адресованные ей, записки,адресованные ей, засохшие цветы, адресованные ей… Афиши, фотографии, фотопробы…Это была она сама, вы понимаете, – голос Келли прервался, из самой грудивырвался стон, – Лидочка Гордовская и была моя мать!

Я молчала. Но ему и не нужно было, чтобы я что-то говорилаему.

– Потом… Уже потом она мне все рассказала… Ее пересталиснимать, как перестают снимать всех, рано или поздно… В пятьдесят шестом годувышла ее последняя картина – “Твои глаза”… Ее забыли. Ее забыли быстрее, чемвсех остальных, такую красивую, такую тонкую… Она не справилась, она запила…Она пила очень долго, а потом родился я, уж не знаю, как это получилось и какойее дружок сделал это… Вы понимаете, Ева… Ее настоящая фамилия была Веселкина, ядаже предположить не мог… Она дала себе слово никогда не вспоминать о кино, отом, кем она была… Но когда я узнал это… Я так и не простил. Я не смог ейпростить… Вы понимаете? Невозможно было совместить ту юную красавицу и этуразвалину, бывшую алкоголичку, родившую меня неизвестно от кого… День за днемона оскорбляла Лидочку, молодую Лидочку, единственную, кого я любил… Онаоскорбляла ее только своим присутствием… Та Лидочка умерла в пятьдесят шестом.А эта старуха, какое она имела отношение к Лидочке Горбовской… Вы понимаете,Ева? И тогда я сделал это. Мне понадобился год, чтобы решиться. Но когда ярешился – все стало на свои места. Я убил ее. И это лучшее, что я мог сделатьдля своей матери.., только так я мог оставить ее молодой… Вы понимаете? Явернул ей себя, такой, как она была… Я вернул ей себя… Актриса не должнапереживать свое изображение, она должна оставаться такой, какой была. Толькотак можно победить время, только так можно сохранить себя…

– И поэтому вы убили Александрову. И Бергман? И Марго?

– И поэтому тоже. У меня были фотографии. Никто и невспомнит старуху, никто и не посмотрит на нее… Зато молодое лицо – можнопридумывать сколько угодно, как она проживет жизнь. Когда я убивал их, я сноваделал их молодыми… Вы понимаете, Ева?

Господи, сколько раз он сказал мне это – “вы понимаете,Ева?”… Ева еще достаточно молода, чтобы жить, у меня есть время в запасе.Интересно, сколько? Похоже, что, когда он убил мать, его душевная болезнь сталапрогрессировать, как будто рухнули все заслоны, как будто прорвало плотину идемон безумия вырвался наружу.

– Я терпеть не могу кровь. И потом, в фильмах, гдеснималась Лидочка, никогда не было крови. Поэтому я нашел этот инструмент,украл на студии, взял для образца. А потом сделал несколько. Очень удобнаявещь.

– И ею вы закололи молодую девушку. Действительномолодую. – Я вспомнила фланелевый халат Елика и рукоятку под грудью. – Она ведьне была стара…

– Вы и это знаете? – Голос Келли потускнел.

– Да. Именно поэтому я здесь. Это были мои друзья.

– Друзья? Мне очень жаль… Это чистая случайность. Я нехотел… Но мать… Мать в последнее время стала что-то подозревать… Она боялась,она ненавидела моих собак… А потом нашла в газете – я иногда приносил ейгазеты… Она нашла там какой-то телефон. Тот самый телефон, по которому оназвонила в какую-то службу… Она наловчилась открывать ящик с телефоном шпилькойдля волос… Когда я узнал об этом, я растоптал эту чертову шпильку. Больше онане звонила. Она сказала мне, что у нее появился какой-то друг, который может еезащитить. Который знает, где она живет, и все может рассказать. Она уже тогдаподозревала меня, вы понимаете, Ева?..

– Да.

– Я не мог… Я не мог оставить свидетелей.

– Но вам же нужны свидетели. Вы же разговариваете сомной.

– Вы не свидетель, Ева. Хотя бы потому, что нигде небудете давать показания. – Келли понизил голос. – Вы понимаете это? А те люди…С ними было очень просто. Я быстро узнал адрес по номеру телефона. И приехалтуда. Очень мерзкая собака, ненавижу маленьких собак. У меня доберманы. А этотпудель, он так скулил, как будто чувствовал. А девушка даже не заподозриланичего, я ведь научился наносить удары, я очень долго их отрабатывал… А этотпарень, тот, у которого мать просила защиты, он оказался таким же, как она, идаже не увидел свою смерть. Я мило с ним беседовал до самого конца, я ведьсказал, что привез привет от нее… Я сказал, что все с ней в порядке. Даженеудобно было его убивать, такого беспомощного… Но у меня уже был опыт сбеспомощными людьми. Он все время звал свою жену, просил, чтобы та уняла собаку.Но некому было унимать. Жаль, что девушка не поехала на рынок или не повелапрогуляться своего пуделя… Она осталась бы жива, клянусь вам. Все это не заняломного времени. К сожалению, я взял только одно шило, видите, я не рассчитывална двоих… У меня не было дурных намерений. Пришлось убить его вот так… Потомучто я боюсь крови… У меня не было дурных намерений, я просто защищался, я хотелзащитить себя. У меня и сейчас нет дурных намерений… Мы можем хорошо встретитьНовый год, пятьдесят пятый, например, или пятьдесят четвертый. Лидочка тогдабыла еще жива… Я все предусмотрел, Ева. Цепь не помешает вам. Вы можетеспокойно ходить в туалет, вот только с кроватью неудобно, но у меня естьнесколько матрацев и хорошее белье. Мы будем хорошо проводить время, Ева. Мыбудем разговаривать друг с другом… Мне, правда, придется надолго уезжать, яведь работаю… Да-да, осветителем. А вы будете ждать меня. Мы сможем статьдрузьями. Вы ведь понравились мне с самого начала. Вы расскажете мне о себе…