Призрак Оперы. Тайна Желтой комнаты - Гастон Леру

относительно того, как скрылся убийца: господин Стейнджерсон просто выпустил его, чтобы избежать громкого скандала. В этом я с Ларсаном не согласен, он заблуждается, и я буду только рад, если невиновный не пострадает. Но в самом ли деле Ларсан так уж ослеплен этой гипотезой? Вот в чем дело.

– Постойте, мне кажется, Фредерик Ларсан прав, – перебил я Рультабийля. – Вы уверены, что Робер Дарзак невиновен? По-моему, эти досадные совпадения…

– Совпадения – первейшие враги истины, – заметил мой приятель.

– А что думает обо всем этом следователь?

– Следователь господин де Марке не решается обвинить Робера Дарзака без надежных доказательств. Ведь против него восстанет не только общественное мнение, включая Сорбонну, но и господин и мадемуазель Стейнджерсон. Она просто обожает Робера Дарзака. Хоть она видела преступника мельком, убедить публику, что она не узнала Робера Дарзака – если это был он, – будет трудновато. Конечно, в Желтой комнате было темно, но не забывайте, что ночник все-таки горел. Вот так, друг мой, обстояли дела, когда три дня или, скорее, три ночи назад произошло небывалое событие, о котором вы сейчас услышите.

Глава 14

«Сегодня вечером я жду убийцу»

– Нужно отвести вас на место происшествия, – продолжал Рультабийль, – чтобы вы все поняли или, точнее, убедились, что ничего понять невозможно. Мне кажется, я нашел то, что все еще только ищут: способ, каким преступник покинул Желтую комнату – без всяких трудностей и без участия господина Стейнджерсона. Поскольку имени преступника я пока не знаю, то о своем предположении ничего говорить не стану, однако считаю, что оно верно и в любом случае совершенно естественно, то есть весьма незамысловато. Но то, что произошло три ночи назад здесь, в этом замке, в течение суток казалось мне просто непостижимым. Гипотеза же, рождающаяся сейчас в моем мозгу, настолько абсурдна, что я готов пока предпочесть ей мрак необъяснимого.

С этими словами юный репортер предложил мне пройтись с ним вокруг замка. Кругом стояла тишина, и только опавшие листья шуршали у нас под ногами. Я уже говорил, что замок был весьма запущен. Древние камни, стоячая вода во рвах, окружавших донжон, пустынная земля, покрытая останками ушедшего лета, черные силуэты деревьев – все придавало этому печальному месту, над которым нависла зловещая тайна, необычайно унылый вид. Обогнув донжон, мы повстречали человека в зеленом – лесника: он не поздоровался и прошел мимо, словно нас и вовсе не было. Выглядел он точно так же, как в день нашей первой встречи, когда я увидел его в окно трактира папаши Матье: за спиной ружье, в зубах трубка, на носу пенсне.

– Странный субъект! – шепнул Рультабийль.

– Вы с ним разговаривали? – поинтересовался я.

– Пробовал, но из него ничего не вытянешь. Что-то буркнет, пожмет плечами и уходит. Живет он на втором этаже донжона, в просторной комнате, служившей раньше молельней. Страшный нелюдим, без оружия шагу не ступит. Любезен он лишь с барышнями. Под предлогом охоты за браконьерами часто среди ночи уходит из дому, но я-то думаю, что он бегает на свидания.

Горничная мадемуазель Стейнджерсон Сильвия – его любовница. Сейчас лесник влюблен в жену папаши Матье, однако трактирщик держит ее в строгости, и человеку в зеленом никак к ней не подъехать, отчего он еще более угрюм и неразговорчив. Парень он красивый, довольно изящный, следит за собой – все женщины в радиусе четырех лье от него без ума.

Итак, обогнув донжон, которым заканчивается левое крыло, мы оказались позади замка. Указав на одно из окон мадемуазель Стейнджерсон, Рультабийль сказал:

– Если бы два дня назад вы очутились здесь в час ночи, то увидели бы вашего покорного слугу, который, взобравшись на лестницу, пытался проникнуть в замок через это окно.

Я выразил некоторое удивление по поводу его ночных гимнастических упражнений, но он лишь попросил меня обратить внимание на внешний вид замка, после чего мы вернулись назад.

– А теперь, – проговорил мой приятель, – давайте зайдем во второй этаж правого крыла, где я живу.

Чтобы читатель мог лучше представить себе расположение комнат, я помещаю здесь план второго этажа правого крыла, начерченный лично Рультабийлем на следующий день после необыкновенного происшествия, о котором я расскажу во всех подробностях.

ПЛАН ВТОРОГО ЭТАЖА ЗАМКА (ПРАВОЕ КРЫЛО)

1. Место, где Рультабийль поставил Фредерика Ларсана.

2. Место, где Рультабийль поставил папашу Жака.

3. Место, где Рультабийль поставил господина Стейнджерсона.

4. Окно, через которое Рультабийль проник в спальню мадемуазель Стейнджерсон.

5. Окно, которое было открыто, когда Рультабийль вышел из своей комнаты. Он его закрыл. Все остальные окна и двери закрыты.

6. Терраса над комнатой в первом этаже.

Вслед за Рультабийлем я поднялся по просторной парадной лестнице на площадку второго этажа. На этой площадке сходились коридоры правого и левого крыла, шедшие вдоль всего фасада замка; их окна выходили на север. Из коридора был вход в комнаты, окна которых выходили на юг. Профессор Стейнджерсон жил в левом крыле замка, мадемуазель Стейнджерсон – в правом. Мы свернули в коридор правого крыла. Толстая ковровая дорожка, тянувшаяся по зеркально натертому паркету, заглушала шаги. Рультабийль шепнул, чтобы я шел поосторожнее, – мы проходили мимо спальни мадемуазель Стейнджерсон. Он объяснил, что она занимает спальню, прихожую, небольшую ванную, будуар и гостиную. Само собой разумеется, все эти комнаты сообщались между собою, а двери в коридор были лишь в гостиной и прихожей. Коридор продолжался до самого конца здания и заканчивался высоким окном (окно 2 на плане) и дальше поворачивал под прямым углом вместе с правым крылом замка.

Для пущей ясности рассказа отрезок коридора от лестницы до западного окна я стану в дальнейшем называть «главным коридором», а его отрезок за поворотом – «боковым коридором». Комната Рультабийля находилась сразу за поворотом, за нею располагалась комната Фредерика Ларсана. Двери этих комнат выходили в боковой коридор, двери же комнат, занимаемых мадемуазель Стейнджерсон, – в главный (см. план).

Рультабийль толкнул дверь своей комнаты, пропустил меня и заперся на задвижку. Не успел я оглядеться, как он удивленно вскрикнул: на небольшом круглом столике лежало пенсне.

– Что это? – изумился он. – Откуда у меня на столе это пенсне?

По вполне понятным причинам ответить ему я не смог.

– Разве что… – продолжал он, – разве что именно его я и ищу. Тогда оно принадлежит человеку дальнозоркому.

Он буквально набросился на пенсне, принялся поглаживать выпуклые стекла, глядя на меня безумными глазами и повторяя:

– Вот оно как! Вот оно как!

Я на секунду забеспокоился, не сошел ли он с