Призрак Оперы. Тайна Желтой комнаты - Гастон Леру

– Я ворвусь в спальню и погоню его сюда.

– Возьмите мой револьвер, – предложил Фред, – а мне отдайте свою палку.

– Благодарю вас, вы – добрый товарищ.

Я взял револьвер: мне предстояло выйти один на один с человеком, который писал там, в спальне, и, понятное дело, оружие придало мне уверенности.

Итак, оставив Фреда у окна, помеченного на плане цифрой 5, я осторожно двинулся к комнатам мадемуазель Стейнджерсон, в правое крыло замка. По дороге я зашел к господину Стейнджерсону; папаша Жак, повинуясь моим указаниям, сказал своему хозяину только, чтобы тот поскорее оделся. В нескольких словах я сообщил господину Стейнджерсону, что происходит. Он тоже взял револьвер, и мы втроем вышли в коридор. С момента, когда я увидел убийцу за письменным столом, прошло не более десяти минут. Господин Стейнджерсон предложил ворваться в спальню и выстрелить в преступника – это труда не составляло. Я объяснил, что главное – не следует рисковать: вдруг мы его убьем?

Когда я поклялся профессору, что дочери в спальне нет и никакая опасность ей не угрожает, он несколько успокоился и предоставил командовать мне. Я приказал папаше Жаку и господину Стейнджерсону не двигаться с места, если только я их не позову или не выстрелю, после чего послал папашу Жака к окну, расположенному в конце главного коридора (на плане оно обозначено цифрой 2). Я выбрал это место для папаши Жака, потому что решил: убийца поспешит прежде всего к окну, которое он оставил открытым, но, добежав до угла главного коридора, увидит у этого окна Фредерика Ларсана и побежит дальше по главному коридору. Вот папаша Жак и не позволит преступнику выпрыгнуть в окно, расположенное в конце коридора. Все эти рассуждения, естественно, предполагали, что преступник хорошо знаком с зáмком, в чем лично я нисколько не сомневался. Дело в том, что как раз под этим окном находилось нечто вроде контрфорса, тогда как под остальными окнами коридора проходил ров и выпрыгнуть из любого из них и не сломать себе при этом шею было практически невозможно. Все двери и окна были надежно заперты, не исключая и кладовки в конце главного коридора, – я убедился в этом лично.

Показав папаше Жаку его пост и удостоверившись, что он его занял, я поставил господина Стейнджерсона перед лестничной площадкой, неподалеку от двери в прихожую его дочери. Все указывало на то, что, когда я ворвусь в спальню, убийца побежит через прихожую, а не через будуар, где находились женщины. К тому же я предполагал, что мадемуазель Стейнджерсон собственноручно заперла дверь в будуар, так как перешла в него, по-видимому, для того, чтобы не видеть преступника, который собирался к ней прийти. Короче, как бы там ни было, он в любом случае попадет в коридор, где у всех возможных выходов стоят мои люди.

В коридоре он увидит слева от себя, почти рядом, господина Стейнджерсона и повернет направо, к боковому коридору, где у него приготовлен путь отступления. Добежав до угла, он, как я уже объяснял, слева, в конце бокового коридора, увидит Фредерика Ларсана, а прямо, в конце главного коридора, папашу Жака. Мы с господином Стейнджерсоном подбежим сзади – и он попался! Деться ему некуда. План этот казался мне самым мудрым, надежным и простым. Возможно, некоторые сочли бы, что было бы проще поставить по человеку у обеих дверей спальни, в которой находился преступник, – у двери в будуар и у двери в прихожую, но проникнуть в будуар мы могли лишь через гостиную, а дверь в нее предусмотрительно заперла изнутри мадемуазель Стейнджерсон. Поэтому такой план, который мог бы прийти в голову какому-нибудь полицейскому, был невыполним. Но я – я обязан думать, и даже если бы будуар находился в моем распоряжении, я все равно остановился бы на своем плане: ведь при попытке напасть на преступника через любую из дверей мы в момент борьбы с ним оказались бы отделены друг от друга, тогда как я предлагал объединить наши усилия в направлении, определенном мною с математической точностью. Это было место пересечения двух коридоров.

И вот, расставив людей, я вышел из замка, поставил лестницу на место и с револьвером в руке полез вверх.

Если кто-нибудь из вас улыбнется такому количеству принятых мною мер предосторожности, я напомню о тайне Желтой комнаты, свидетельствующей о необычайной находчивости преступника; если же кто-нибудь сочтет, что я слишком педантично оценивал обстановку, когда важны были быстрота и решительность действий, я отвечу, что мне хочется как можно подробнее рассказать здесь о плане, который был задуман и выполнен столь же быстро, сколь медленно его описало мое перо. Я предпочел неторопливость и точность повествования, чтобы быть уверенным, что не упустил ничего из обстоятельств, при которых произошло это странное явление; пока ему не найдется естественного объяснения, оно, по-моему, лучше всяких теорий профессора Стейнджерсона доказывает возможность «распада материи», я даже сказал бы – «мгновенного распада материи».

Глава 16

Странное явление распада материи (Выдержки из тетради Жозефа Рультабийля. Продолжение)

И вот глаза мои снова поравнялись с подоконником; занавески на том же месте; я приготовился заглянуть в комнату, горя нетерпением узнать, что делает преступник. Все так же сидит спиной к окну? Сидит за столом и пишет? А вдруг его уже там нет? Но как же в таком случае он скрылся? Разве его лестница не у меня? Призвав на помощь все свое хладнокровие, я приподнялся еще немного и заглянул: он там! Вот его огромная спина, в неверном свете свечи принявшая причудливые очертания. Только он уже не пишет, а свеча стоит не на столе. Она на полу, человек склонился над ней. Позиция странная, но мне она на руку. Я перевел дух, поднялся еще, вот я уже на последней ступеньке, левой рукой схватился за подоконник. Сердце забилось быстрее. Я взял револьвер в зубы и правой рукой тоже ухватился за подоконник. Теперь осталось лишь резко подпрыгнуть, отжаться на руках – и я на подоконнике. Не подвела бы лестница! Так и есть! Только я сильнее оперся ногой о ступеньку, как почувствовал, что лестница покачнулась, проехала по стене и упала. Но колени мои уже на подоконнике. Я мгновенно вскочил на ноги, но преступник оказался проворнее. Услышав стук лестницы о стену, он вскочил и обернулся. Вот его лицо… Но хорошо ли я его рассмотрел? Свеча стояла на полу и толком освещала лишь ноги. Выше стола в комнате виднелись только ночные тени… Я