Описание земли Камчатки - Степан Крашенинников

Под литерою В – слова сидячих коряков, которые живут на Уке-реке, а под литерою Г – слова островных карагинцев. Причем надлежит ведать: 1) где пишется глаголь со штрихом наверху (ѓ), там оный произносить должно как латинское, 2) где против слов столба А в столбе Б, или против слов столба В в столбе Г ничего не писано, но токмо точки поставлены, там сходство в словах разумеется.

Сими именами рыбу, птиц и пр. называют сидячие коряки[427], а оленные не столь любопытны, чтоб они и то знать или называть могли, чем не пользуются.

И хотя, впрочем, много из того им известно, однако как их имена писать, так укинские и карагинские рассудилось мне за излишнее: ибо укинцы называют все вещи отчасти по-камчатски, а отчасти по-корякски, а карагинцы – по-корякски с некоторою малою отменою: так, например, гусь по-камчатски кейшугыш, по-укински кейшугаш, по-корякски гейтуант, а по-карагински отегету.

Которые живут на реке Караге, а не на острова, те от жителей островных в том наипаче отменны, что вместо ф произносят ѓ, вместо Е в начале произносят И: так, например, вместо вихуфи (ногти) веѓевуѓи, вместо етеѓету (гусь) итуит.

Тигильские сидячие коряки также как и укинские больше имеют сходства в языке с северными камчадалами, нежели с оленными коряками, хотя слова их так испорчены, что едва и узнать можно, а особливо в разговорах. Кратко сказать, все сидячие коряки чем ближе живут к камчадалам, тем больше имеют и сходства с ними, а чем к северу, тем чище говорят по-корякски.

Курильский народ житием своим так сходен с камчадалами[429], что не надлежало бы особо и писать о нем, если бы в телесном виде и в языке не было различия. Откуда сей народ имеет происхождение, о том столь же мало известно, как и о других камчатских народах; а можно ли по их языку сколько-нибудь исследовать, оное оставляется таким людям, кои в том трудятся по искусству своему и по должности: чего ради и приобщено на конце сей главы собрание слов курильского языка.

Сей народ ростом средний, волосом черен, лицом кругловат и смугл, но гораздо пригоже других народов. Бороды у них большие, окладистые, тело мохнатое, в чем состоит знатная разность от камчадалов.

Мужеский пол волосы напереди бреет до самой верхушки, а назади растят, в чем с японцами имеют сходство, от которых, может быть, по причине бывшей прежде сего коммерции и обычай оный приняли[430], а женский токмо подрезает их спереди, чтоб глаза не закрывали.

Губы у мужчин на средине токмо, а у женщин все вычернены, вкруг расшиты узорами. Сверх того, и руки расшивают они почти по локоть, в чем несколько сходствуют с чукчами и тунгусами. Все вообще носят в ушах большие серебряные кольца, которые прежде сего получили от японцев же.

Платье носят из кож морских птиц, также лисье, бобровое и из других морских зверей, которое шьют по тунгусскому образцу, то есть распашное, а не по камчатскому; причем не наблюдают того, чтоб платье было из одной материи, но шьют из чего прилучится, так что и поныне редкую курильскую парку увидишь, которая бы не из лоскутьев разных зверей и птиц была сделана.

До богатого по тамошнему месту платья, каково, например, суконное, камчатое и пр., великие охотники, токмо весьма небережливы. В лучшем алом кармазинном[431] кафтане тюленя на себе нести не устыдится, невзирая на то что измарает платье, которое ему стоит дорого. На покрой не много смотрят: все им равно, мешком ли платье сшито или по кости, только бы ему цвет был люб да надеть на себя можно было.

Стеллер пишет, что некоторому курильцу камчатая телогрея[432] понравилась, в которой он ходил, озираяся и любуясь ею, несмотря на то что другие казаки смеялись над ним, что он носит женское платье. Ему, может быть, казалось равным всякое платье: ибо у них в своем платье разности нет между мужеским полом и женским.

Живут в таких же юртах, как камчадалы, токмо их держат несколько чище, убирая стены и полки травяными рогожами. Питаются наибольше морскими зверями, а рыбы промышляют мало.

Бога столь же мало знают, как и камчадалы. В юртах имеют вместо идолов кудрявые стружки, которые они весьма хитро делают. Сии стружки называют они ингул или иннаху [433], содержат в некоем почтении, однако не мог я того выведать, за бесов ли они их вменяют или за бога.

В жертву приносят им первопромышленного зверя, причем мясо сами съедают, а кожу при них вешают, и когда юрты за ветхостью оставляют, то не берут с собою из них ни жертвенных кож, ни стружек, впрочем, носят они с собою оные стружки во всякие опасные пути на море и бросают в случае бедствия в воду, а наипаче в сувои[434], что между первым Курильским островом и Лопаткою, которые тем умилостивить надеются. Такой образ идолослужения приняли от курил и южные камчадалы, кои живут на первом Курильском острове и на Лопатке, как надежное средство к безопасному плаванию по морю.