Коммунисты - Луи Арагон

не устраивают молодые честолюбцы, которые могут завести бог знает куда. Современные растиньяки — это комнатные собачки или, если хотите, садовые, но, дорогая Дэзи, сады теперь уж не те! Вспомните левобережные особняки… вы никогда не бывали в итальянском посольстве? Сколько очарования в этих деревьях и лужайках на улице Сен-Доминик или на улице Гренель! Или, скажем, в отеле Матиньон. Я как раз был там на днях у Жироду… кстати, вы знаете, что его переселили в «Континенталь»? Ну, понятно, знаете, ведь Люк там работает! Это настоящая казарма… «Симон патетический»[211] в роли капрала! Конечно, таким образом он оказался на правом берегу… Теперь ведь не полагаются даже на близость Алексиса Леже. Лучше было бы уж прямо переправить Жироду в предместье Сент-Оноре — до него бы скорее доходили приказы английского посольства.

— Кстати, об итальянском посольстве, — ввернула Дэзи. — Наша Помпадур уже в объятиях князя.

— В объятиях?

Висконти вскочил, чтобы взглянуть, и едва успел подхватить хрусталь Теофиля Готье. — Ну, что за привычка преувеличивать! Знаете, говорят, будто бы мы ему обязаны тем, что Муссолини не напал на нас.

— А я думала, что князь очень не в ладах с дуче, — заметила Дэзи.

— Прямо поразительно, до чего вы осведомлены, дорогая! Да, я слышал, что в Венеции, в его палаццо на Канал-Гранде, отпрыски князя — одному двенадцать, а другому тринадцать лет, — и они уже состоят в Балиле[212], — так вот, говорят, будто бы они швыряют в окно ценнейшие книги из библиотеки, великолепные альдины[213], потому, видите ли, что все, что там написано, — против дуче… Княгиня никак не может с ними справиться. Вы ее знаете? Прелестная женщина… ах, я забыл, что она одевается не у вас. Простите, дорогой друг, ради бога, простите!

— Все-таки она лучше Помпадурши.

— Что за наивность, Дэзи! Поймите, Помпадурша — это чистая политика. Я бы отдал dieci soldi[214]… откуда это? Dieci soldi… клянусь душою… ах да, это из Тристана Тцара! Да, так я отдал бы десять су, чтобы узнать, какими махинациями эта парочка занята под видом флирта… И подумать только, что действие происходит в саду у Луизы! — Он обернулся к Сесиль, как бы подчеркивая: вообразите, у вашей кузины Луизы… Потом наклонился к ней и тихо сказал: — Знаете, я на днях видел Сюзанну и Симона! И ведь только что побывал в тех краях. У них все благополучно. Их убедили вернуться.

— Вот как? — произнесла Сесиль. Ее покоробило от фамильярного тона Висконти, от того, что он как бы делал из нее свою сообщницу. Ей было совершенно безразлично, вернутся де Котели или нет. Любопытно только, какими доводами убедил перетрусившего Симона де Котель этот субъект с начесом и глазами тенора?

— Я думала, вы войдете в новое правительство, — говорила тем временем миссис Уилсон Ромэну.

— Какое же это новое правительство! Бонне передвинули с Кэ д’Орсэ на Вандомскую площадь отнюдь не для того, чтобы сделать меня товарищем министра. Я не в чести у Лондона.

— Ну, и что же?

— Дэзи, don t be silly[215]. Всякому ясно, зачем Чемберлен приезжал во Францию. Впрочем, я ни на что и не претендовал. Не так уж я прост. Я не способен обольщаться, как старый толстяк Доминик Мало. Он ходит, словно в воду опущенный, оттого что Даладье надул его…

— Я очень люблю вашего друга Мало… Не is so french.[216]

— Что в нем типично французского? Способность обольщаться или…

— You old chat.[217] Он был так добр к этому бедняге Мессерману: вы ведь знаете, как им там жилось на стадионе Коломб, всем немцам… Мессерман взял с собой своего соловья в клетке, но ему ни за что не позволили оставить при себе птичку…

— И что же? Мало выхлопотал, чтобы ему вернули соловья?

— Нет, нет… Он выхлопотал, чтобы его приняли на радио.

— Кого? Соловья?

— Naughty, naughty![218] Мессермана приняли на радио, там он на самых коротких волнах — you know — рассказывает, какой гадкий этот Гитлер…

— Ого! Значит, мой Доминик может еще кого-то устраивать на…

— Возьмите у меня бокал, Ромэн! — перебила его Рита Ландор.

Он смутился, словно застигнутый врасплох школьник, взял у актрисы бокал, испуганно посмотрел на свой собственный бокал и, вставая, поднял его с земли.

Рита уселась на освободившийся стул; изобретенный ею вариант глубокого траура очень шел к ней. — Надо будет заглянуть к вам, — сказала она миссис Уилсон. — После моей утраты я заказала себе всего два платья. Мне буквально нечего надеть. — И тут же, без всякого перехода обратилась к Сесиль: — Есть у вас известия от Котелей?

Сесиль растерянно заморгала. И эта тоже знает. А она-то думала, что их пребывание в Пергола — величайший секрет! Или все спрашивают просто потому, что она в родстве с Сюзанной…

— Я с ними очень дружна, ведь вилла Вейсмюллера тоже в Мэзон-Лаффите… мы постоянно виделись. Сюзанна — прелесть. А какая хозяйка! Они все еще у госпожи д’Эгрфейль?

Значит, она все знает. Сесиль несколько удивляло, что Сюзанна очень дружит с госпожой Ландор: соседство Вейсмюллера ничего ей не объясняло… Вейсмюллер? Это тот банкиp, который покончил с собой? Ну да, Сюзанна ей рассказывала. А может быть, попросту разболтал Висконти… Недаром Рита зовет его Ромэн.

— Кажется, они думают вернуться, — ответила она. — Они совершенно правы, — как ни в чем не бывало заметила госпожа Ландор. — Теперь уж ясно, что ничего не будет, все утряслось. Тьерри, Liebchen[219]! Я погибаю от жажды!

Тьерри ринулся к буфету.

— Он за вами ухаживает? — спросила Дэзи.

— Пока что нет… но будет, — ответила Рита Ландор, и Сесиль невольно подумала, что это совсем как Венгрия, которая пока что с нами не воюет.

Ромэн Висконти, воспользовавшись тем, что его место занято, поспешил подойти к графине, которую Дэзи называла «нашей Помпадур», — надо понюхать, что они там затевают. Не зря же он состоит в комиссии по иностранным делам!

— Простите, графиня, что я, как медведь, врываюсь в ваш суперполитический разговор…

— Суперполитический — для медведя совсем неплохо, мой друг, — сказала графиня. — А куда вы дели госпожу Висконти?

— Да вон она, разве вы не видите: флиртует