Коммунисты - Луи Арагон

— Все вы сочиняете, чудовище! Неужели вы не могли бы предоставить вашей жене чичисбея[220] в ее единоличное пользование?

Матильда Висконти была красивая женщина, очень холодная и несколько громоздкая; она пользовалась репутацией большой умницы. Говорили, что она держит мужа под башмаком и пишет для него речи. Чистейшая выдумка — она только прочитывала их.

— На месте вашей жены я бы на каждом шагу изменяла нам, Висконти.

— На каждом шагу? Очень, очень мило. А почему, очаровательная злодейка?

— Потому что вы пренебрегаете ею на людях.

— Только на людях, поверьте мне.

— Ну, ну, не хвастайте, я ведь не избиратель…

— Вы так полагаете? Не скажите…

— Льстец! А может быть, наоборот — это дерзость?

— Вы меня извините, — вмешался князь, — я удираю не прощаясь — на английский манер.

— Ах, вот как, — на английский манер! Внимание! Внимание!

Оба рассмеялись, считая, видимо, что эта шутка понятна только им двоим.

Фигура князя в чересчур светлом костюме и его седеющая, тщательно причесанная голова склонились над рукой графини.

— Не забудете моего поручения? — спросила она, высвобождая руку из длинной перчатки, которая собралась складками до локтя. Князь только опустил веки, выразив этим все: что он помнит, что он верен, что на него можно положиться…

Висконти посмотрел ему вслед и покачал головой. — Ну и молодчина же вы! — напрямик заявил он своей собеседнице. Она громко расхохоталась: — А вы хотите, чтобы мы ждали, пока в это дело впутаются парламентарии!

— Неужели вы не знаете, что Сарро установил слежку за всеми, кто так или иначе имеет отношение к его высокопреосвященству кардиналу Гарилья? Да вот вам пример: он на днях обедал вместе с Монзи у одной моей приятельницы. Так она с тех пор шагу не может ступить без архангела!

— Вы думаете, за мной не следят? Пойдите посмотрите на субъекта, который шагает взад и вперед по тротуару напротив.

— Ну, за вами следят из ревности, дорогая Эжени.

— Результат один. Так или иначе, у правительства своя политика, а у меня своя. Но помимо этого — князь обворожителен!

— Что если я расскажу это кому следует?

— Пожалуйста, рассказывайте, мой друг. Тот, кого вы имеете в виду, верит только моим словам! Кстати, я говорю ему все, да, вообразите себе, несносный человек, абсолютно все!

— Абсолютно все, что вы хотите ему сказать?

— Перестаньте говорить дерзости! Лучше проводите меня к вашей супруге. Это одна из редких в Париже женщин, с которой можно разговаривать в военное время без риска нажить себе хлопот…

— Кстати, о хлопотах. Она хлопотала о том, чтобы открыть лазарет. Но раненых-то нет, так представляете себе, на кого бы она была похожа?

— На сумасшедшую или, скажем, на Колетту Зелигман, а это не ее стиль, — подтвердила графиня, взяв его под руку и идя с ним по саду. — А пока что я хочу с ней посоветоваться. Мне предлагают бюро в мавританском стиле, я думаю его купить, но сперва хорошо бы узнать мнение Maтильды… цена бешеная…

— Раз дело не касается внешней политики, сделайте одолжение!

Однако добраться до госпожи Висконти было нелегко. Тем временем успели приехать еще пять или шесть необычайнo шумливых юношей. Молодое поколение — как с видом превосходства говорил Диего. — А кто этот красавчик? — мимоходом спросила графиня. — Полнейшее ничтожество, дорогая графиня, бездарный художник.

Не знаю, как он орудует красками, но у него у самого краски чудесные. Что за прелесть — голубые глаза при таком загаре… — После этого графиня остановила на ходу Мари-Адель де Бреа: — Мари-Адель, здравствуйте. Какие вести от капитана? Мне говорил Ипполит Дюко, что он в Каркассоне. Почему вы не поехали с ним? Кажется, у его родителей там прекрасный дом. Вы знаете, столицу рекомендуют разгрузить…

— Это ведь не моя родина, а его. Мне там скучно, я предпочитаю Париж! А потом у меня очень хорошее убежище и нет детей.

— Бессердечная! Знаете, ведь он в одном полку с докером Блазом? Вы, конечно, знакомы с нашим доктором?

— Как же! Знаю даже, что они друг друга терпеть не могут.

— За что? Доктор — милейший человек. Он лечил моих дочек. Благодарю вас, они здоровы… Я отправила их в Сентонж, к родным мужа, — надо же подавать пример, Париж перенаселен. А что касается Блаза и капитана, — надо это уладить. Доктор — душка. Я питаю к нему слабость, так и скажите капитану. А как любит женщин! Такой малыш и при этом силач, спортсмен…

— Вот это, верно, и не нравится Анри.

— Что? Любовь к спорту?

— Нет, к женщинам.

— Какое, чорт побери, до этого дело вашему супругу? Не к вам же персонально! А кстати, милочка, между нами, если вас это соблазняет… вы подумайте… Блазу сорок лет, но на вид он гораздо моложе. А капитану так и надо.

— Откровенно говоря, Анри не выносит его главным образом из-за… здесь неудобно об этом говорить.

— А что такое?

— Из-за его матери. Знаете, у Анри на этот счет определенные взгляды… теории Гобино, Воше де ла Пуж[221]…

— Ах, вот как? — графиня весело расхохоталась и огляделась по сторонам. Не отстававший от нее Висконти нашел, что у графини весьма озорной вид. Должно быть, этим и объяснялся ее успех в высших сферах. У самого Висконти был прямо-таки нездоровый интерес к фаворитке. Он развлекался. Вообще у Ромэна была счастливая натура: любой пустяк развлекал его. Однако он досадливо поморщился, когда этот противный карлик в желтой шелковой нашлепке, едва войдя, обнаружил его, принялся звать своим визгливым голосом, тыча указательным пальцем правой руки в ладонь левой, и оторвал его от графини, — та поспешила улизнуть. Этот тщедушный старикашка Чарли Марэн, писатель, которого весь Париж — чрезвычайно узкий «весь Париж» — называл Лолотт, один из всей компании был буквально одержим польскими событиями, тем, что обе армии стоят у Брест-Литовска…

— Да ведь вы же в комиссии… — кричал, или, вернее, говорил он: то, что у других считалось бы криком, для него был обычный разговорный тон; под «комиссией» он, конечно, подразумевал комиссию по иностранным делам, ибо в его семье все, кто не родился карликом, были посланниками или банкирами. В конце концов, знает Висконти точно, где проходит граница между нацистскими