Деревянная книга - Юлия Гнатюк

Лида и Вячеслав уселись на сухую траву у самой кромки поля.

– Смотри, метеорит! – Лида показала на вспыхнувшую искру, пронесшуюся по небу.

– Успела загадать желание?

– У меня сейчас нет желаний, – ответила девушка, – просто хорошо и спокойно. Давно так не было. – Она сорвала несколько колосков и воткнула в волосы.

– Теперь вы – фея ночного поля. Повелевайте, чего желаете?

– Я устала повелевать, – Лида поправила волосы, – хочется побыть слабой и беззащитной…

Они гуляли до рассвета и, околдованные чудной ночью, открывали тайны неведомого. Сегодня они были духами леса, поля, луны и звезд, и были с ними заодно, как это могут ощущать только люди, особенно когда в них пробуждаются сильные и глубокие чувства.

Лагерная смена пролетела, как легкий сон. После ее окончания они поехали к Лидиной маме вместе. Мама была, конечно, удивлена, поскольку про Чумакова ничего не знала. Но он быстро овладел ее вниманием, рассуждая на всякие хозяйственно-экономические, политические и другие темы. Покормив их ужином, мама отправилась к себе, чтоб не мешать.

– По-моему, у твоей мамы грустный вид, – заметил Вячеслав, – кажется, я не произвел на нее впечатления.

– Дело совсем не в этом, – ответила Лида. – Просто она вчера ездила в областную прокуратуру насчет реабилитации своего отца, моего деда. Сейчас ведь многие обращаются по этому поводу, Указ был о восстановлении справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30–40-х и начала пятидесятых годов…

– Да, я знаю, – кивнул Чумаков. – Значит, твоего деда репрессировали? А кем он был?

– Инженером-конструктором на заводе. Обвинили в контрреволюционной деятельности против советского строя и приговорили к высшей мере. Говорят еще, что во время Гражданской войны белым служил. Но в деле, кроме обвинения, больше никаких сведений нет, а также данных о месте захоронения. Дали справку, что реабилитирован посмертно за отсутствием состава преступления. Бабушка тогда с двумя малолетними детьми осталась. А прадеда во время Гражданской войны убили, и прабабушка троих детей сама воспитывала. Я вот тоже своего отца не помню: умер, когда маленькая была. Так что в нашей семье одни женщины во главе, вот уже на протяжении трех поколений… – печально улыбнулась Лида.

– Н-нда, – вздохнул Чумаков, – мои дед с бабкой тоже пропали без вести на бескрайних просторах Сибири. А дед по матери был красным кавалеристом-буденовцем, отец всю Отечественную войну прошел… Сложные судьбы, переплетения, как отделить одно от другого: что – зло, что – благо? Давай не будем о грустном, – Чумаков обнял Лиду. – Теперь у тебя есть я, хоть и не совсем целый, но все же мужчина, может, пригожусь?

Они вышли на улицу. Ночь стояла тихая и теплая. Лида с Вячеславом поднялись на веранду, крыша которой представляла собой обширный балкон, увитый виноградом. Они срывали гроздья, кормили друг друга, вспоминали волшебные прогулки в лесу и долго и нежно целовались под звездами, висевшими прямо над головой. Наконец, отправились отдыхать. Лида принесла Вячеславу постель, и они уже не смогли расстаться. Это была их первая ночь, и опять все было просто и естественно, как само дыхание. Их дружеские отношения плавно перетекли в отношения мужчины и женщины, и при этом дружба нисколько не ослабела, напротив, окрашенная волшебной аурой пробудившихся сильных чувств, стала дороже и прочнее.

После завтрака Чумаков уехал, его ждали накопившиеся дела.

Когда перемыли посуду, мама стала расспрашивать о Чумакове: что за человек, откуда, чем занимается. Услышав, что ему под сорок, выразила сомнение:

– Наверное, он уже не раз был женат, имел кучу женщин, может, и алименты на детей платит. Смотри, дочка, будь осторожна…

– Ну что ты, мама, – обняла ее Лида, – Слава совсем не такой, он – особенный! До чего удивительно, – прошептала она, – что в этом мире смогла отыскаться душа, столь похожая на мою собственную!

Через месяц Чумаков приехал к Лидиной маме. «Официально, – как он сказал, – свататься». «Помолвка» состоялась в присутствии только их троих: Лиды с мамой и Вячеслава. Мама некоторое время сидела в растерянности, а потом с возгласом: «Что ж это я сижу?» – спохватилась и побежала с известием к бабушке.

Свадьбу сыграли в кафе «Электрон», в окружении ближайших друзей. Неожиданно с цветами и поздравлениями явились «сорванцы» из секции, которым Чумаков был очень рад.

Так для Лиды и Вячеслава началась новая семейная жизнь.

Они были открыты друг перед другом и уговорились делиться всем: мыслями, тревогами, обидами, чтобы устранять неприятное в самом зародыше. Вячеслав делился своим умением анализировать события и состояния, выяснять первопричины. Знал, чувствовал, что Лида это быстро поймет.

Вначале она сердилась, когда Вячеслав начинал спрашивать почему, например, у нее испортилось настроение.

– Ну, просто такое настроение, что я могу поделать?

– Пойми, Лидок, просто так ничего не бывает. Должна быть причина, и, если ее не найти, не понять, тебе опять придется расплачиваться плохим настроением.

Но Лиду сердила эта настойчивость, она «замыкалась», и Вячеславу приходилось постепенно – шаг за шагом – доказывать необходимость подобного «очищения» во имя их любви и спокойствия. Когда же раз, другой удалось «вычислить» причину плохого настроения, Лида вдруг почувствовала вкус исследователя. Она стала проделывать мыслительные «процедуры» с большим интересом, искренне радуясь своим открытиям. А Вячеслав был счастлив еще более.

Как-то Чумаков должен был уехать на несколько дней: в переводческом центре попросили сопровождать группу иностранных гостей. Для молодых это была первая разлука. Непривычно смущаясь, Вячеслав пришел к Лиде с толстой черной тетрадью.

– Вот тут, Лидок, хочу показать тебе мои записи… Прочти, пожалуйста, пока меня не будет…

Лида взяла тетрадь, внимательно посмотрела на Вячеслава, потом отправилась в комнату, порылась где-то на антресоли и принесла несколько тетрадок – толстых и тонких.

– Это мои дневники… Еще со школы вела. Хочешь, почитай на досуге…

Вечером после работы Лида поужинала в непривычном одиночестве. Затем уселась на диван, по обыкновению поджав ноги и, включив бра, открыла тетрадь Вячеслава. Вначале записи шли большей частью на французском, и Лиде приходилось то и дело заглядывать то в словарь, то в грамматику, чтобы лучше понять написанное. Это были в основном мысли, наблюдения, цитаты, какие-то «законы» типа: «Закон целенаправленности», «Закон гироскопа», «Закон обновления истин» и другие, смысл которых Лида не совсем поняла и решила расспросить о них позднее. Места на английском и немецком пришлось пропустить вообще. Потом записи пошли на русском, и Лида со вздохом облегчения отодвинула толстенный словарь и справочники.

Стиль письма Вячеслава был то сухой, то слишком описательный, как в учебнике, а чаще – краткий и сжатый. Чувствовалось умение составлять подробные деловые отчеты, иметь дело с канцелярщиной, но не с художественным словом. Лида же с детства увлекалась поэзией, сама писала стихи, в институте посещала литературно-художественную студию и имела достаточно тонкое чутье, чтобы уловить в несовершенных строках Вячеслава среди «колдобин и рытвин» стиля отдельные места, которые буквально потрясли ее. Вскоре она перестала замечать угловатость фраз и неудачное построение предложений, увлекшись теми мыслями и образами, которые владели Вячеславом. Это было похоже на россыпь драгоценных камней, которые только следовало отобрать, почистить и отшлифовать, чтобы они засверкали всей силой своей красоты.