Жанна Ланвен - Жером Пикон

Это было абсолютно невыносимо. К счастью, на борту оказалось некоторое количество одиноких месье, которые сжалились над несчастными девушками и гостеприимно приняли их в своих каютах. Таким образом, все остались довольны»[745].

Перед самым объявлением Второй мировой войны Жанна еще раз отправилась к дочери в Кербасти. В то же время там находился Франсис Пуленк, и все вместе они наслаждались прогулками по вересковым пустошам, слушая, как поет ветер, – в последний раз[746].

Странная война

Конец 1930-х годов был очень плодотворным периодом для Дома Ланвен. Некоторые длинные платья, представленные весной 1939 года, модели с маленькими корсетами и очень узкой талией ознаменовали собой начало очень явственных перемен: в 1947-м романтические женственные образы вновь появились в стиле new look благодаря Кристиану Диору. Жанна смотрела далеко вперед, а участие во Всемирной выставке в Нью-Йорке и «Золотых воротах» в Сан-Франциско в этот год позволили добиться еще большей известности. «Каменный ангел в широком целомудренном платье представлял ее стиль»[747] – восхитительное светлое платье с аппликациями из черных арабесок из ателье на Фобур, 22, по мотивам «Урока фортепьяно» Матисса, созданное в попытке объединить искусство и ремесло.

Платье от Ланвен, 1938. Фонд А. Васильева

Жанна в нескольких словах описывает журналисту из Plaisir de France, что значит добиться вершин карьеры в мире моды: «Шедевры модельера – это идеи, которые в мире невозможно почувствовать, если живешь во Франции, а вот в Калифорнии Париж – это синоним успеха»[748].

В 1939 году состоялась последняя громкая свадьба перед войной: Саша Гитри женился на Женевьеве де Серевилль. Это был его четвертый брак, единственный, заключенный по религиозному обряду. Невеста заказала у Ланвен два платья, одно – для церкви, другое – для церемонии в мэрии. Белый цвет для второго не принимался: «Я нахожу этот обычай немного унизительным, если не сказать неприличным. Мне также не нравится его “обязательность”»[749]. Как ни удивительно, но Женевьева выбрала коронный цвет мадам Ланвен: «Я решилась на синий, очень светлый синий, как у прекрасных мадонн Боттичелли. Жана Ланвен сама нашла для меня подходящий оттенок – сине-лиловый барвинковый цвет. Платье для гражданской церемонии было очень простым, коротким, украшенное полосками посеребренной кожи, с комплектом из пояса, перчаток и сумочки. Для церковной церемонии она нарисовала эскиз похожего на жреческое облачение наряда, с мантией как у судьи, обшитой декоративной каймой с камешками такого же синего цвета – синего, словно летнее небо. На голове у меня была очень маленькая шляпка с легкой и очень широкой вуалью, спадавшей почти до талии и красиво развевавшейся сзади»[750]. Хотя Жанна и не рисовала эскиз платья для гражданской свадебной церемонии, но все равно ее участие в подготовке свадьбы для такого особенного уникального клиента, как Саша, нельзя недооценивать. В этом случае Жанна лично разрабатывала концепцию моделей, и до самого конца войны молодая мадам Гитри оставалась клиенткой Дома Ланвен.

После объявления войны с Германией, в начале сентября, единственным потрясением для Ланвен стал отъезд на фронт Жана Лабюскьера офицером в пехотный полк. В новой осенней коллекции кутюрье чувствовались пессимистичные нотки.

Казалось, что роскошное синее платье «Сумрак», длинное, с аппликациями того же цвета, готовило публику к долгой ночи, а манто с поясом в виде веревки под названием «Укрытие» словно было предвестником скорых бомбежек Парижа, как в 1914 году. Зимой 1939/1940 года чувствуется явная озабоченность в модели «Тревога», которая соседствует на подиуме с другой моделью – «Ложная тревога». Ансамбль «Союзник» из юбки в черно-белый горошек и жакета напоминает французам, что они в этой войне не одни.

Синий костюм «Лозунг» с четырьмя пуговицами на уровне ягодиц укрепляет убежденность в победе, и, наконец, зеленое манто «Пацифистка» с рукавами, которые можно было застегивать и расстегивать, давало оккупированному городу надежду и предлагало новую философию. Переход от «военной ситуации» к настоящей войне в 1940-м подтолкнуло кутюрье к быстрой смене стиля и пересмотру концепции коллекций.

Летом появилось около двухсот ежедневных платьев, костюмов и комплектов «для велосипедистов», блузки и корсажи из последней перед началом оккупации коллекции, названия словно полны сомнений и ожиданий автора: «Синее небо», «Ожидания» и «Домашний очаг»…

В мужской моде в первые месяцы после начала войны особенных изменений не происходило. Из-за дефицита бумаги сократился тираж специализированных журналов, иногда несколько изданий временно объединялись в одно, например Adam и L’Eperon. Но везде бодрое расположение духа и чувство патриотизма сочетались с уважением к прозорливой политике правительства. Появлялись статьи и новые рубрики, посвященные приключениям и необычной повседневной жизни армейских полков: восхваляли национальные ценности французов и союзников, взывали к здравому смыслу и практичности, разгоняя тревогу и страх. В майском выпуске журналов Adam-L’Eperon 1940 года появился очерк «Замша – щит Запада», а также статья о полезном «Регламентировании игры в бридж в деревне», а обзор «Новых костюмов 1940 года» сопровождался рекомендациями «Как носить военную форму с шиком»[751]. Самые известные модные дома адаптировали свои рекламные обращения к новым требованиям общества, и теперь Дом Ланвен использовал в описании моделей выражение «для гражданских и военных».

Модель от Ланвен, 1939. Фонд А. Васильева

В это тревожное время Жанна потребовалась своей дочери. В сентябре 1939 года Мари-Бланш поселилась вместе с мужем в Ле Везине. Жан страдал от болезни легких, и его не мобилизовали. Он предпочитал дожидаться разрешения ситуации, не появляясь в столице. Жизнь они вели по-прежнему комфортную: Мари-Бланш говорила Пуленку: «У мамы достаточно прислуги, а дом отапливается»[752]. Но когда стало ясно, что «странная война» быстро не закончится, супруги решили уехать в Бретань.