Смерть Хаоса - Лиланд Экстон Модезитт

– Вигил, – окликнул я паренька, вернувшись в мастерскую, – ты Гайси знаешь?

– К-кого? – Малый покраснел.

Я повторил вопрос, и он, заикаясь, признался, что по малолетству вместе с братьями таскал у Гайси еду, пока отец не поймал их за этим и не задал им хорошую трепку. Из его слов выходило, что Гайси прекрасно умела шить.

– Вот и замечательно, – сказал я. – Ты уже набил руку на своей каморке и курятнике, так что справишься и с новым заданием. Превратишь этот курятник в каморку на три кровати. Об очаге я позабочусь отдельно. А курятник потом построишь новый, я заплачу за древесину.

– З-зачем?

– Зачем-зачем… Может, мне и не под силу спасти весь мир, но могу же я позаботиться о хорошей женщине и ее детях. Только давай договоримся: пока не закончишь работу, ни Гайси, ни Риссе ни слова. Завтра поедем к твоему отцу подбирать материал. А пока занимайся кофром.

– Х-хорош-шо.

Конечно, постройка хижины для одной бедной женщины не решит всех тех проблем, с которым приходится сталкиваться Кристал, Каси и Кифросу, но, возможно, малость успокоит мою совесть. Неужто мне просто необходимо хоть в чьих-то глазах выглядеть героем?

Взгляд мой случайно скользнул по завалившемуся за верстак старому кедровому полешку, за которое я брался невесть сколько раз. В том, что из него рано или поздно должно проступить лицо, у меня сомнений не было, но вот чье это лицо, пока так и оставалось тайной.

Поглазев на полешко, я оставил его в покое и начал готовить письменный стол к окончательной отделке.

Вигил, работая над кофром, напевал, а вот меня не покидало ощущение, будто я зря не закончил дело с кедровым полешком. Но как его было закончить, если мне удавалось увидеть лишь приблизительные очертания лица. И никаких глаз.

Над хаморианскими позициями поднимается дымок, за которым следует глухой удар снаряда о стену близ городских ворот.

– Пушки демонов! Проклятые пушки демонов! – рычит Берфир, глядя на холмы за окраинами Хайдолара, а потом на облако пыли, клубящееся над стеной.

Примерно в тридцати локтях по правую руку от герцога участок стены с треском и грохотом проседает и осыпается в сухой ров. Надо рвом вздымается новая туча пыли.

– И откуда они берут столько пороха? – бормочет Берфир.

– Что? – спрашивает приземистый офицер в расшитом золотом красном мундире.

– Не обращай внимания, – отмахивается герцог, спеша по стене к месту пролома. Пальцы его непроизвольно сжимаются на рукояти трофейного пистолета.

Грохочет орудийный залп. Брешь в стене, напротив дороги на Джеллико, расширяется.

Герцог выхватывает пистолет и, встав за зубцом стены, стреляет в сторону вражеских позиций. Потом перезаряжает пистолет и стреляет снова. Потом снова.

Осаждающие продолжают методичный артиллерийский огонь. С каждым залпом брешь становится все шире, а куча каменного крошева под стеной – все выше.

Герцог достает из поясного патронташа последние патроны, и один из них, выскользнув из его пальцев, со звоном падает на камень.

– Проклятое демонами оружие! – бормочет Берфир, поднимая патрон и неловко заряжая пистолет. – Годится только для женщин и чародеев, которые не смеют встретиться с противником лицом к лицу. Им может воспользоваться всякий – не нужно ни силы, ни умения… Тьфу!

Герцог выглядывает из-за зубца и присматривается к возведенным за пределами досягаемости стрелы укреплениями осаждающих. На земляных валах не видно ни одного солнечного дьявола, лишь после каждого залпа над ними поднимается пороховой дым.

Наконец он убирает пистолет в кобуру и направляется к западной оконечности северной стены, где укрыта последняя ракетная батарея.

Вражеские снаряды сбивают со стены несколько зубцов. Рука герцога непроизвольно тянется к рукояти меча, но он отдергивает ее и продолжает свой путь.

– Нуал! – приказывает Берфир командиру по прибытии в расположение батареи. – Сосредоточь весь огонь на их пушках. Только на пушках!

– Мы стараемся, милостивый господин, но орудия укрыты за валами и насыпями. Очень трудно попасть.

– Ты уж постарайся.

– Есть.

Ракеты устремляются к хаморианским позициям, но взрываются на прикрывающей артиллерию насыпи.

– Выше целься! – командует герцог. – Выше!

– Есть.

Ракеты взлетают по более крутой дуге, но только одна из них перелетает за неприятельские валы.

Ответный залп вражеских орудий разносит остатки северо-западной башни. Вместе с раздробленными камнями вниз сползают тела нескольких лучников.

Несколько мгновений Берфир смотрит на дым, а потом быстро сбегает вниз по каменным ступеням.

– Дербина ко мне! Дербина!

– Я здесь, милостивый господин.

У подножия лестницы появляется седовласый офицер в красном мундире.

– Собери иррегулярную конницу и моих иннотианцев.

– Но, господин?..

– Мы сделаем вылазку и попытаемся уничтожить пушки. Я сам поведу кавалерию.

Берфир смотрит в сторону конюшен и утирает лоб.

С ударом очередного снаряда герцога и офицера осыпает щебенкой.

– Но, господин, эти ружья…

– Против ружей наши стены устоят, а вот против пушек нет.

Размашистым шагом герцог направляется к конюшням.

– Иннота! Ко мне!

К тому времени, когда он оказывается в седле, позади него выстраиваются около шести десятков иннотианцев и горстка всадников-ополченцев.

– Открыть ворота!

Створы ворот со скрипом расходятся в стороны.

– Вперед! – командует герцог, и рослый гнедой выносит его на изрытую воронками дорогу.

Всадники – кто в красном, кто в золотом в клетку – мчатся следом за ним.

За их спинами, ударившись о стену, взрывается очередной снаряд.

– За мной! – призывает кавалеристов герцог. – Туда!

Он указывает вперед, в сторону находящейся примерно в кай впереди насыпи, из-за которой поднимается дымок.

Появление всадников не остается незамеченным во вражеских траншеях. Хаморианцы открывают огонь из ружей. Пули поднимают фонтанчики земли между пшеничными колосьями и отскакивают рикошетом от каменной мостовой.

Герцог, не обращая внимания на огонь, указывает в сторону окутанных дымом земляных укреплений.

– К пушкам!

– К пушкам! – подхватывают иннотианцы, размахивая длинными, такими же, как и меч их предводителя, клинками. – К пушкам!

Хаморианские траншеи встречают кавалерию градом пуль. Несколько всадников падают, один ополченец поворачивает коня и, припав к его шее, во весь опор скачет к реке.