Смерть Хаоса - Лиланд Экстон Модезитт

Берфир на скаку разряжает свой пистолет в сторону неприятельских укреплений. Выпустив последний патрон, он выбрасывает пистолет в пшеницу.

Очередная пуля находит свою жертву, и всадник падает почти на то же самое место, куда только что упал пистолет.

– Ублюдки! – кричит Берфир, потрясая мечом. – Трусливые негодяи! Выходите на честный бой!

Рядом с герцогом скачет не больше взвода бойцов. А за их спинами по-прежнему раздастся грохот. Снаряды дробят стены Хайдолара.

Ружейный огонь становится все плотнее. Один за другим всадники валятся из седел.

Одна пуля ударяется о камни в паре локтей от герцога, другая пробивает рукав, оставив на его руке красную полоску.

– Трусы! – кричит Берфир, вздымая меч. – Мы почти у цели!

До насыпи, за которой укрыты пушки, остается не больше сотни локтей.

Свистит очередная пуля, и герцог, даже не вскрикнув, валится в припорошенные пылью колосья. Легкий шлем спадает с простреленной насквозь головы.

Лошади с пустыми седлами бесцельно кружат по затоптанному полю. Пушки продолжают методично громить городские укрепления, обрушивая в сухой ров осколки каменной кладки и вздымая клубы пыли.

Кристал вернулась лишь затемно. Дожидаясь, когда вечерний ветерок выхолодит дом и спальню, мы сидели на заднем крыльце, посматривали на звезды и вели беседу.

– Вообще-то, – сказал я, – мне не очень нравится просто так раздавать свое имущество, но и утверждение, будто люди сами виноваты в собственных несчастьях, кажется несправедливым. Это не решает никаких проблем, как, впрочем, и раздача бедным нескольких медяков.

– Это жизнь, – со вздохом откликнулась Кристал. – Хотя это все и кажется неправильным. Я что имею в виду: некоторые люди принимают ошибочные решения, в результате чего переносят несчастья или даже гибнут. Магистры, вроде Леннета или Тэлрина, пытаются представить это как нечто вполне естественное: совершил ошибку – плати! Но если каждая женщина должна заплатить за все глупости, которые ей случалось совершить…

– То-то и оно. Вроде бы одно уравновешивается другим, но справедливо ли это? Возьмем Гайси: ее муж стал калекой, пытаясь спасти другого человека. Послушать Тэлрина, так он принял ошибочное решение, в результате которого потерял здоровье и умер. Более того, за это его решение приходится расплачиваться вдове и детям. Мне повезло. Каси заплатила мне за помощь Наилучшим, но близким Шервана или Пендрила никто не заплатит, во всяком случае больше золотого или двух.

– Двух, – сказала Кристал. – В случае смерти бойца его близкие получают два золотых.

Я покачал головой.

– Мне не раз грозила смерть, и своей жизнью я обязан не меньше чем дюжине людей. Если бы мне пришлось заплатить их семьям хотя бы эту цену, я остался бы без крыши над головой.

– Благодаря тебе крыша над головой есть и у Риссы, и у Вигила, и у меня, – напомнила Кристал.

– Мне нравится, что ты ночуешь под моим кровом, но как раз ты-то могла бы обойтись и без моей помощи…

Она сжала мою руку.

– …а Равновесию, похоже, нет дела до человеческих судеб и до того, голодают ли детишки.

– Такого рода размышления довели Тамру до беды, – заметила Кристал. – Ей, похоже, и сейчас трудно смириться с тем, что Равновесие имеет мало общего со справедливостью. И тебе тоже, иначе ты не задумал бы переоборудовать курятник в хижину.

– Этим занимается Вигил.

– Но ты покупаешь материалы и платишь ему.

– Что меня в известной степени беспокоит.

– Никто не запрещает тебе поучаствовать в работе и самому, – со смехом возразила она, и мы обнялись.

– Знаешь, я тоже беспокоюсь, – промолвила она так тихо, что ее голос едва был слышен сквозь шепот усиливавшегося ветра. – Тебе ведь не приходится постоянно носить клинок.

Я сглотнул. Надо же, рассусоливаю вопрос о том, велика или мала мера моей благотворительности, а Кристал почти не снимая носит на бедре кованое воплощение смерти.

– Каси – неплохой правитель, – продолжила она, – и обычно мы приносим больше пользы, чем вреда. Но порой я задаюсь вопросом: почему так часто для решения каких бы то ни было вопросов нам приходится прибегать к силе? Почитатели Единого Бога вечно толкуют о доброте, но мне нечасто случалось видеть, чтобы доброта торжествовала, не будучи подкреплена сталью.

– Каси и вправду хороший правитель, но Хамору, похоже, нет до этого дела.

– Хамором правят практичные и дальновидные люди. Опытные политики, куда более хитроумные, чем властители Кандара. Большая часть населения Фритауна и Монтгрена уже на их стороне. Кертис пока держится, но он обречен: не меньше половины подданных ненавидят своего виконта. То же самое относится и к префекту Галлоса. И как можно выстоять против армий Хамора при их полном превосходстве в вооружении? Нам удалось захватить пару десятков ружей и немного боеприпасов, но в их войске ружье имеет каждый пехотинец.

– Просто не верится.

– Вопрос не в том, верится или нет, а в том, как нам остановить империю. Правда, задавая этот вопрос, я начинаю бояться, что ты воспримешь его как призыв в очередной раз выступить в роли героя.

– А почему бы и нет?

– Потому – да потому, что боюсь, как бы это в конечном счете не сделало тебя другим человеком. С героями, знаешь ли, не так просто иметь дело.

– Возможно, как раз поэтому Джастин избегает участия в хоть сколько-нибудь важных событиях. Героем он уже был и, похоже, сыт этим по горло. Давным-давно без помощи машин, какими располагает нынче Хамор, он уничтожил Фэрхэвен, что повлекло за собой перемены во всем мире. – Я рассмеялся. – Знай в Хаморе, что он совершил, они ни за что не позволили бы ему приблизиться к своей столице и к рубежам империи. Правда, он и сам бы туда не сунулся. А вообще, машины, похоже, способны менять мир так же, как и магия.

– Интересно, – задумалась Кристал. – Ты вот все говоришь о хаосе, что бурлит под Кандаром. Это похоже на результат нарушения Равновесия.

Три друиды стоят в роще Древней, наблюдая за картой, шевеление песков на которой отражает все перемены, происходящие в Кандаре.

Губы младшей из них поджаты: она вспоминала то время, когда взирала на пески с надеждой. Но сейчас на пространстве под дубом, более древним, чем Отшельничий остров, чем стены Джеллико и даже чем давно заброшенный Западный Оплот, песок кипел, словно варево, меняя цвет от черного к белому и от белого к черному.

– Ангелов не вернут ни песни, ни холодное железо машин, – промолвил друид – мужчина с редкими серебристыми волосами, худощавым лицом и фигурой столь хрупкой, что его можно было назвать почти бесплотным.

– За все придется платить, – говорит женщина. – На протяжении многих поколений плата не взималась, но теперь императору придется поплатиться за свою гордыню.