Золотая шпага - Юрий Никитин

Герой Бородинского сражения Милорадович тоже уговаривал разойтись,но один из заговорщиков, Каховский, смертельно ранил его выстрелом изпистолета. Умирая, Милорадович спросил, захлебываясь кровью, из чего в негобыла выпущена пуля. Ему сказали, из пистолета. «Слава Богу, не солдат», –вздохнул Милорадович с облегчением и умер.

Наконец Николай I подтянул верные ему войска и велелстрелять картечью.

Засядько сжал ладонями виски. Вновь перед глазами возниклакартина кровавой расправы: полицейские, волокущие к прорубям убитых и раненыхсолдат…

Тягостные мысли прервал шум в передней. Кто-то громкотребовал позвать генерала, ему отвечал раздраженный голос Василя. Дескать, еговысокопревосходительство заняты, освободятся лишь завтра. Тогда и будутпринимать посетителей…

Но дверь распахнулась, в кабинет влетел Булгарин, а за нимрастерянный Василь. Издатель «Северной пчелы» был бледен, некрасивое лицо егостало еще более непривлекательным из-за гримасы горечи и страдания. В рукеон держал туго набитый кожаный портфель.

Засядько поднялся навстречу, махнув Василю, чтобы шел ксебе. Тот вернулся в прихожую, ворча на слишком мягкосердечного генерала.Другой бы так турнул нахала, что он и детям наказал бы выучиться правиламобходительности.

– Что? – спросил Засядько коротко.

– Полный разгром, – ответил хрипло Булгарин и переложилпортфель из руки в руку. Видно, он был достаточно тяжелым, но неожиданный гостьпочему-то не решался поставить его на пол.

Поймав вопросительный взгляд генерала, Булгарин объяснил:

– Заскочил к Рылееву. Все-таки вождь восстания, к немуявятся первому. Он передал мне все свои крамольные стихи. Едва я вышел и еще неуспел отойти от дома, как за ним приехали…

Засядько ощутил, что ему стало жарко и душно. Кровь прилилав мозг, в глазах потемнело. Среди восставших были его близкие друзья…

– Александр Дмитриевич, – сказал Булгариннастойчиво, – вам надо исчезнуть из Санкт-Петербурга. Начнутся аресты,потянутся нити… Вы чересчур честны, а в сложившейся ситуации это не годится.Откровенно лгать вы не сможете, отрекаться от друзей не станете, а говоритьправду нельзя. Скройтесь! Возьмите отпуск или придумайте какую-нибудь срочнуюпоездку…

– Уже думаю об этом, – признался Засядько. –Сегодня же, нет, завтра с утра начну передавать дела заместителям. Поканачнется следствие, я успею уехать. А как вы?

– Я остаюсь, – ответил Булгарин обреченно. –Условия поменялись, надо применяться к обстоятельствам. Сейчас активносопротивляться режиму безрассудно.

– Желаю успеха, – сказал Засядько невесело.

Засядько читал письмо великого князя Михаила от 5 мая 1826года:

«Александр Дмитриевич! Я весьма сожалею, узнав о скоромвашем отъезде, что не смог с вами проститься; но, уважая особенно всегдашнююотлично ревностную службу вашу, я остаюсь уверенным, что вашепревосходительство, коль скоро получите облегчение в болезни, не оставитепоспешить в Петербург и тем сделать мне угодное. Пожелав при сем вамсовершенного восстановления здоровья, пребываю к вам навсегда с моим уважением,искренно доброжелательный

Михаил ».

Засядько отложил письмо и задумался. Из Петербурга сюда, вКрым, доходили слухи о процессе над арестованными повстанцами. Среди обвиняемыхоказались высшие офицеры, штабс-офицеры, генералы, флигель-адъютантыимператора, представители самых аристократических родов России. Была созданасамая большая следственная комиссия, которой руководил сам царь. Влиятельнымлицом в этой комиссии был член верховного суда Паскевич, земляк и другЗасядько…

Спустя три месяца после получения письма от Михаила Засядькоузнал о казни через повешение пяти осужденных. Это был первый смертныйприговор, первая смертная казнь со времен Екатерины. Неумелость и неловкостьпалачей привели к тому, что трое осужденных сорвались. Лишь Каховский и Пестельбыли повешены с первой попытки. Когда снова начались приготовления к повешению,Муравьев-Апостол произнес с чувством: «Проклятая страна, где не умеют нисоставлять заговоры, ни судить, ни вешать!» Прошло еще четверть часа, покаказнь удалось довести до конца.

Засядько чувствовал, что разгром восстания и жестокаярасправа над повстанцами подействовали на него больше, чем он ожидал. Несмотряна осуждение их целей, а тем более средств, он сочувствовал их идеям и вглубине души, оказывается, желал им успеха.

По всей видимости, Паскевич так и не позволил его именивсплыть на следствии, а может быть, Николай I решил не терять нужного человекаи потому закрыл глаза на дружбу и близкое знакомство генерала с участникамивосстания. Более того, в Крыму Засядько получил известие о награждении егоорденом Святого Владимира II степени. Это свидетельствовало о том, что новыйимператор России провел размежевание между ним и мятежниками.

Целыми днями Засядько бродил по знойной крымской степи. Дажеманящие ракеты утратили свой волшебный блеск и отдалились в сознании. Передглазами постоянно всплывали трагические события, разыгравшиеся в Петербурге. Онпристрастился слушать старинные крымские легенды, воскрешавшие память о некогдамогучих и грозных народах: таврах,кимврах, скифах… Услышал он и о приключенияхОреста и Пилада в Тавриде, о необычайном строительстве Перекопского рва, опрекрасной Гикии – героине Херсонеса, о Великом Медведе, который сталМедведь-горой, о смерти Митридата и множество рассказов о борьбе запорожцев стурками и татарами…

Наконец пришло письмо от Булгарина. Издатель «Севернойпчелы» сообщил о расширении Николаем I функций собственной Его Величестваканцелярии, которая теперь контролировала все отрасли управления и, по сутидела, подменяла высшие государственные органы. Наибольшее значение имелоучреждение Третьего отделения этой канцелярии – управления тайнойполитической полиции. Чтобы уберечь «Северную пчелу» от закрытия, пришлосьпринять покровительство Третьего отделения…

«…Приезжай, – было в письме, – нужно жить иработать. Для тебя петербургский воздух будет уже целебнее крымского…»

Булгарин подчеркнул слово «уже», и Засядько понял причину.Казнь совершилась, остальные осужденные отправлены на каторгу в Сибирь.В столице жизнь вошла в прежнее русло.

Однако прошло еще несколько месяцев, прежде чем Засядькопревозмог себя и отправился обратно в Петербург. В утешение думал, чтожизнь и в самом деле не кончилась. Не получилось у декабристов, как сталиназывать участников восстания на Сенатской площади, получится у других.А пока что нужно воспитывать молодежь, вселять в умы свободолюбивые идеи.

Не знал Засядько, что подозрительный Николайрешил никогда больше не допускать его к преподавательской деятельности.Крамольный генерал должен быть снят со всех должностей и отправлен изПетербурга. Куда? Да лишь бы подальше от столицы. Например, в армию. Лучшевсего – в действующую. Там уже ходят легенды о его неуязвимости, а такиелюди просто необходимы для поднятия духа войск!