Тайны ветра. Книга 1. Маяк чудес - Нелли Мартова

Милашка вернула меня на пятнадцать с лишним лет назад. Передо мной маячил микрофон – я выступала с речью. Это был выпускной вечер в моей школе – престижной гимназии с языковым уклоном. В тот год РОНО, или как его там называют, особенно зверствовало, и нашей школе зарубили три золотых медали из четырех, как сейчас помню, за сочинения. Трое круглейших отличниц заливали классы слезами, в которых можно было утопить не одну парту. Думаю, не надо пояснять, кто был той четвертой, которая прыгала от радости, узнав решение комиссии. Это был вечер моего триумфа. В простой картонной коробочке, похожей на спичечный коробок, лежал заветный кругляшок, а мальчишки наперебой приглашали меня на танец, потому что я была не просто отличницей – я была красавицей, как и сейчас, модницей и, кстати, в те времена почти худышкой. Мама ругалась, что я недоедаю. Смешно сейчас вспоминать, что та игрушечная медаль, о которой я больше и не вспоминала после поступления в университет, когда-то имела для меня такое значение. Но то ощущение – оказаться лучшей – до сих пор меня радовало.

Картинка на экране сменилась. Теперь я видела себя в огромном зеркале: еще совсем юная, но уверенная в себе так же, как и в том, что дождь льется с неба на землю, а не наоборот. Деловой костюм идеально сидел на фигуре, его дополняли туфли на высоченных шпильках, безупречный макияж и строгая, локон к локону, прическа – я всегда гордилась своими волосами, густыми и послушными. О, я хорошо помнила этот просторный конференц-зал в мэрии (кажется, тогда она еще называлась «горсовет») – там я выполняла свою первую серьезную работу. Синхронный перевод – вообще задачка не из легких, никто из студентов не мог бы похвастаться, что его пригласили переводить переговоры на государственном уровне. А меня там еще и похвалили за отличную работу. Хоть бы раз меня так поблагодарили за скраперский заказ, как тогда – за переводы.

Картинка снова переключилась. Эту толстую красную рожу я помню, ее и на Том Свете не забудешь. Когда он кричал, щеки у него мелко дрожали, будто вот-вот треснут, а спокойно разговаривать он не умел в принципе, как собака не может тихо гавкать. Майор славился тем, что никто не мог сдать ему экзамен по вождению с первого раза. Но разве я была бы Ингой и дочерью своих родителей, если бы дело дошло до пересдачи? Мы наколесили с ним пять кругов по автодрому, и с каждым кругом он краснел все больше и больше, пока не стал похож на вареную свеклу. «Что, не к чему придраться?» – посмеивалась я про себя. Парни, которые сдавали на права после меня, наверное, отпустили в мой адрес немало нецензурных слов – когда я ушла, майор оторвался. Приятно все-таки узнать, что ты круче десятка мужиков. Экран показал момент, когда я вышла из машины, показывая знак победы, и на меня уставились завистливые лица. Ради таких мгновений я бы еще раз пятнадцать могла сдать на права и заткнуть за пояс столько же майоров.

Картинка переключилась. Я увидела актовый зал нашего университета: помпезный, но в те послеперестроечные времена явно скучающий по ремонту. Блюдечко показывало, как мне вручают символически огромный чек на несколько тысяч долларов. Грант на перевод, который я выиграла для нашей кафедры, позволил мне неплохо заработать в те годы, когда многим филологам приходилось торговать джинсами на рынке. На экране строгая женщина с волосами, затянутыми в кубышку, пожимала мне руку.

– Вы были правы, Инга Иннокентьевна. – Я не могла слышать этих слов с экрана, но мне даже не надо было читать их по губам.

Заведующая кафедрой не очень-то любила меня, с ее точки зрения я была чересчур амбициозной выскочкой, и она всячески препятствовала нашему участию в конкурсе, «чтобы не позориться». Боялась, что декан будет «тыкать ее носом в еще одну бесполезную работу». Декана я тогда взяла на себя. О, мне вовсе не нужны были открытки, чтобы переманить его на свою сторону! Немного лести, немного обещаний, бутылка хорошего коньяка – и он с радостью поддержал мой проект. До чего же это радостно – убедиться, что ты была права с самого начала, и принять извинения того, кто ошибался.

И как давно это было – в прошлой жизни, как сказал бы Аркадий. Я посмотрела на незнакомку в зеленом платье. Она, не отрываясь, следила за действием на экране, и на лице ее читалось искреннее восхищение. Как много значений может быть у простой улыбки: насмешливая, саркастическая, довольная, циничная, счастливая, безмятежная. Улыбку прекрасной незнакомки я могла бы назвать «сорадующейся». Разделять радость труднее, чем сопереживать горю, и я сомневалась, что есть на свете хоть одно существо, способное разделить со мной радость так же глубоко, как моя Аллегра. Дио мио, я только что назвала ее про себя Аллегрой? Я закусила губу. Сомнения все еще не позволяли мне произнести ее имя вслух.

Кристофоро Коломбо, но почему я так грубо с ней разговаривала? Я злилась вовсе не на нее, а на себя и на всю эту идиотскую ситуацию. Мне ни за что не хотелось признаваться, что я так лопухнулась и приняла за Аллегру нелепо одетую коротышку. Я бросила на ту взгляд – карлица кривила рот, подперев кулачком подбородок, и многозначительно пялилась в отсутствующий потолок.

Я уже занесла руку над красной кнопкой, но тут экран как раз переключился на новую картинку, и я передумала. Блюдце показывало мою сгоревшую квартиру, какой она была сразу после ремонта, которым я не без основания гордилась. Хотелось посмотреть на нее еще раз. Дизайнерский проект и вовремя вздрюченные рабочие позволили мне добиться идеального результата – хоть снимай для интерьерного журнала. Ну ничего, вот заработаю на новый ремонт – и сделаю все еще лучше.

Наконец, передо мной предстал Колизей в первых лучах утреннего солнца (это была моя первая поездка в Рим). Как прекрасен он был в шестом часу утра, когда площадь еще не заполонили многочисленные туристы! Потом я увидела церковь Санта-Мария-де-Космедин и Уста Истины – место, где можно было бы почувствовать себя юной Одри Хепберн, если бы не куча японцев с фотоаппаратами. В Италии еще так много чудесных городов, которые мне хотелось бы увидеть. Теперь, когда я стала v.s. скрапбукером, смогу проходить в музеи и церкви, когда в них нет других посетителей. Просто могу сделать табличку «Никому не входить» – и никто не войдет. Я представила себе опустевшую Сикстинскую капеллу в полной тишине, и мне захотелось все бросить и приняться за изготовление такой таблички. Это сколько же будет радости!

– Нажми красную кнопку, – требовательно заявила коротышка.

Я вздрогнула, услышав ее хриплый голос.

– Чего ты командуешь? Я еще не все посмотрела.

Блюдце переключилось на один эпизод из переговоров по открытию нового завода итальянской керамики. Это был опыт покруче, чем в мэрии: с одной стороны – наш «бизнесмен», который за словом в карман не лезет, чуть что кулаком по столу стучит и любого, кто против, готов в прямом смысле фразы в землю зарыть, а с другой – культурнейший итальянец, специалист по античному искусству в пятом поколении. Кроме меня, за эту работу не хотел браться никто, но я справилась: они получили свой договор, а я – славу самого ушлого переводчика в наших краях.

– Нажми кнопку, – снова затребовала карлица. – Нажми кнопку, нажми кнопку, нажми кнопку.