Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса - Нассим Николас Талеб

Я предполагаю; на деле я не просто предполагаю, я убежден (неизбежный результат нелинейности) в том, что мы антихрупки в отношении переменчивости в составе и регулярности питания – по крайней мере, в определенных пределах, в промежутке, равном какому-то количеству дней.

Ну а вопиющее отрицание склонности к выпуклости – это теория, на которой базируется так называемая критская (или средиземноморская) диета, благодаря которой просвещенные круги США отказались от привычных стейков с картошкой и перешли на жареную рыбу с салатом и сыром фета. Произошло это вот почему. Кто-то осознал, что на Крите очень много долгожителей, проанализировал их рацион и сделал наивный вывод, что они живут дольше, потому что едят то, что едят. Может, так оно и было, но не исключено, что своим здоровьем критяне обязаны эффекту второго порядка (нерегулярности питания), однако ученые, которые смотрят на вещи прямолинейно, об этом даже не подумали. Понадобилось немало времени, чтобы заметить: на критян повлияла греческая православная церковь, требующая поститься (в зависимости от местных обычаев) до двухсот дней в году, и это весьма изнурительный пост.

Да, изнурительный, и я страдаю от него прямо сейчас. Когда я пишу эти строки, идет православный Великий пост – сорок дней, когда запрещено есть продукты животного происхождения и сладости; ряд фанатиков отказывается даже от оливкового масла. У Великого поста есть несколько градаций. И хотя я стараюсь придерживаться не самого строгого варианта, жизнь моя тяжела, но так и должно быть. Я только что провел длинный уик-энд в Амионе, моем родном городке в Северном Ливане, в районе Кура, где живут православные христиане. Во время поста там принято обманывать желудок, причем весьма изобретательно: в ливанский киббех кладут травы и бобы вместо мяса, фрикадельки в чечевичном супе делаются из пресного теста. Что интересно, хотя рыбу есть нельзя, моллюсков готовить разрешается, видимо, потому, что они не считались пищей гурманов. Компенсировать отсутствие питательных веществ в ежедневном рационе я собираюсь урывками. В дни, когда разрешено есть рыбу, я восполню недостаток того, что ученые называют (сегодня) белком, и, конечно, я с жадностью наброшусь на баранину на Пасху, а потом буду есть очень много жирного красного мяса. Я мечтаю о стейке с кровью, который подают в любимых ресторанах Жирного Тони, причем порции там неоправданно огромные.

Стрессор поста дарит мне антихрупкость – пища потом кажется много вкуснее, так что организм млеет в эйфории. Конец поста – это прямая противоположность похмелью[123].

Почему люди, осознающие, что стрессор в виде физических упражнений полезен, не понимают, что тот же эффект дает ограничение в пище? Сейчас исследователи изучают последствия эпизодического отказа от некоторых – или всех – продуктов. Опыты говорят о том, что если лишить организм какой-то пищи, он реагирует на шок, становясь сильнее и выносливее.

Взглянув на биологические исследования здраво, а не для того, чтобы использовать их выводы в наивно-рационалистическом ключе, мы увидим, что подтверждается реакция организма на голодание: отказ от пищи активизирует биологические механизмы. То, что голодание – или отказ от каких-либо продуктов – сказывается на нашем теле позитивно, доказано на опыте множества людей. Теперь ученые пытаются объяснить с рациональных позиций механизм аутофагии (поедания себя): в теории лишенные внешних ресурсов клетки пожирают сами себя или расщепляют белки и рекомбинируют аминокислоты, чтобы получить материал для создания новых клеток. Часть ученых сегодня считает, что возникающий при аутофагии эффект «пылесоса» – это и есть секрет долгожителей. Однако моя концепция естественности не зависит от этих теорий: как я покажу ниже, нерегулярное голодание полезно для организма – и это самое главное.

Реакция на голодание, наша антихрупкость, всегда недооценивалась. Нам рекомендовали сытно завтракать, чтобы потом лучше работать на протяжении дня. И это не новая теория современных специалистов по питанию, закрывающих глаза на эмпирику, – я был поражен диалогом в монументальном романе Стендаля «Красное и черное», герою которого Жюльену Сорелю говорят: «Нам с вами сегодня придется потрудиться вовсю, и нелегкая это будет работа. Подкрепим же наши силы первым завтраком»[124]. На деле концепция, по которой за завтраком следует есть больше, в частности – овсянки, давно вредит человечеству. Странно, что столь неестественную идею догадались проверить экспериментально совсем недавно. Поверка показала, что если до приема пищи человек не работает, завтрак ему либо вредит, либо, по меньшей мере, не приносит никакой пользы.

Мы созданы не для того, чтобы получать пищу из рук подростка, который доставил ее нам на дом. В природе мы должны были тратить энергию перед тем, как поесть. Львы охотятся, чтобы позавтракать, а не поглощают завтрак, чтобы потом поохотиться в свое удовольствие. Когда мы принимаем пищу, не приложив к этому никаких усилий, наш организм начинает путаться с сигналами. И у нас есть немало свидетельств того, что можно улучшить многие функции организма, если нерегулярно (и только нерегулярно) лишать его пищи. Вальтер Лонго, например, заметил, что узники в концлагерях в первой фазе голодания болели меньше, а потом их здоровье резко ухудшалось. Лонго проверил этот вывод экспериментально и обнаружил, что мыши, начиная голодать, переносят большие дозы химиотерапии без видимых побочных эффектов. Ученые говорят, что при голодании в организме повышается содержание белка сиртуина (SIRT, SIRT1), который продлевает жизнь. Наша антихрупкость выражается в том, что организм в ответ на голодание активизирует определенные белки.

Еще раз повторю: религии, которые предписывают такой ритуал, как пост, более разумны, чем думают те, кто оценивает их слишком буквально. На деле пост привносит нерегулярность в потребление пищи, и это именно то, что нужно нашей биологической системе. В Приложении I графически показаны стандартные биологические реакции на стандартное питание: когда мы едим всего понемножку, проявляется эффект позитивной выпуклости (которая идет нам на пользу или во вред). Увеличьте порцию – и эффект ослабевает. Если порции большие, наступает пресыщение, после чего увеличение количества пищи чревато только ухудшением здоровья.

Еще один пример того, как вредит нам наивный рационализм. Долгое время люди старались спать как можно меньше, потому что сон по логике приземленного человека не имеет смысла; еще многие считают, что прогулки бесполезны, и пользуются механическими транспортными средствами (машина, велосипед и так далее), а спортом при этом занимаются в спортзале. Когда им случается ходить пешком, они практикуют кошмарную «силовую ходьбу», иногда чуть ли не с гирями в руках. Они не понимают, что по причинам, которые от них скрыты, не требующие усилий прогулки со скоростью ниже уровня стресса несут пользу для здоровья – думаю, они так же необходимы нам, как сон, который тоже когда-то считали нерациональным и пытались свести к минимуму. Мое предположение может быть верным, а может и не быть, но так или иначе все мои предки до появления автомобиля очень часто гуляли (и высыпались). Я всего лишь стараюсь следовать их логике, даже если ни один научный медицинский журнал не напечатает статью, которая убедит экспертов в том, что прогулки полезны.