Тринадцать подвигов Шишкина - Олег Петров

– Где?

– Укатил! Призвали его на военные сборы. На три месяца! Думай!..

Вилена Аркадьевна с обиженным видом покинула директорский кабинет, а Валентина Ивановна и впрямь задумалась. Отмахнуться от сказанного Виленой не получалось. Вспомнила, как допрос с пристрастием дочери устроила, узрев её с кавалером-музыкантом. Помимо всего прочего, проговорилась Татьяна, что большая безответная любовь у этой самой Машеньки к Шишкину. А девка-то бравая! Валентина уж и так и эдак её разглядывала в тот вечер, когда она у них заночевала. И такая скромница. Танька бы у неё поучилась, чем при всём честном народе со своим городским дружком обжиматься! Но Шишкин! Другой бы за такую красавицу обеими руками уцепился, а этот, ишь, сбежал, как Татьяна сболтнула, от этой Машеньки из города. Не нагулялся, кобелёк молодой! А как и впрямь к Иришке Назаровой в Кашулан наповадился? Да ещё и дружбу с этим капитаном водит, который жену спровадил беременную. Образовалась, так сказать, парочка единомышленников…

О, аплодисменты Валентине Ивановне! Её проницательности – по поводу единомыслия капитана Манько и лейтенанта запаса Шишкина. Правда, их единомыслие было несколько по другой части.

…Разговор у Виталия и Александра как-то незаметно перешёл в своеобразную литературоведческую сферу. И первопричиной явилась гетера Таис Афинская из одноимённой книги Ивана Ефремова.

И даже не она, а вино, которое она распивала со своими клиентами и прочим древнеримским истеблишментом.

– Слышь, Виталь, я тут «Таис» перечитал, да и в других книгах о древнеримских нравах, – в том же «Лже-Нероне» Фейхвангера, в «Калигуле» Томана или в «Мессалине», авторов, хоть убей, не помню, – натолкнулся на такую, скажем, гастрономическую подробность… – лениво разглагольствовал Шишкин-младший, блаженно вдыхая съедобно-сногсшибательные ароматы, плывущие от плиты, у которой колдовал Манько. – Ты же, как увлечённый кулинарией, не мог не обратить внимания. Везде описывается, что римская знать считала дурным тоном употреблять неразбавленное вино. Это было уделом плебса, а благородные патриции вино разбавляли! Водой или выжатым из фруктов соком. А вино-то было! Обычное виноградное, сухое, не водка, не бормотуха креплёная. Что надавили из винограда – то и пили. Чего там разбавлять? И так градусов никаких…

– Может, из-за его кислятины?

– Нигде не встречал упоминания, чтобы они добавляли в вино, к примеру, мёд или какие-то сладости. Чаще всего упоминается обычная вода.

– Во-о-прос! – озадаченно оторвался от плиты Манько.

– Вот и я о том же! – оживился Шишкин-младший. – Почему?

– А чего мы гадаем! – взмахнул ножом Манько. – В любых научных поисках огромное значение играет экс-пе-ри-мент! И почему бы нам его не провести?

– В смысле?

– Без всяких смыслов. Без них можно прожить всю жизнь, это без еды и питья месяца не протянешь, – величественно указал ножом капитан-кулинар на жаровню. – А эксперимент предлагаю наипростейший. Берём в нашем «сельпе» самого что ни на есть сухого вина. Типа «Каберне». Его там – завались! Неликвид! И, как настоящие сподвижники науки, типа академика Павлова, ставим опыт на себе. Разбавим водой и выпьем!

– Не Павлов, а Пастер, вернее, его ученик. Пастер создал вакцину от бешенства, а этот его ученик пришёл к нему и предложил, мол, вколи, Луи, вакцину мне, если я не помру от бешенства, то твоя вакцина правильная. Любая вакцина – это же, Виталя, та же самая зараза, только в ослабленном виде. У человека вырабатывает иммунитет.

– Ума – палата!

– Да не ума – маман у меня медик, борец со всякими заразами. Так что – университеты на дому. Но ход мысли у тебя правильный. Я – за! Но сейчас у нас «сушняка» нет, следовательно, эксперимент откладывается. А вот долго ли ты будешь меня изводить умопомрачительными ароматами? Очень, дорогой товарищ, кушать хочется.

– Всё готово! Садитесь жрать, пожалуйста! – спародировал «джентльменского» жулика Василия Алибабаевича Виталий. – А вообще-то, гражданин хороший, могу предсказать тебе незавидную судьбу. Недолго тебе осталось…

– С чего бы?

– А вот вспомни, что тебе все окружающие говорили, когда ты себе колуном по ножонке съездил, сам же рассказывал?

– А… Как сговорились: «До свадьбы заживет! Поправляйтесь!..»

– Первую часть пожеланий временно отставим. Сосредоточимся на второй. «Поправляйтесь!» А что это означает?

– Ну ты со мной, как с дебилом! Хотя чувствую подвох…

– Какой подвох, дарагой, э! – с кавказским акцентом воскликнул Манько. – «Поправляйся» – это означает конкретное – толстей! В меру, конечно. Кушать, дорогой, надо столько, чтобы, поднимаясь из-за стола, не переворачивать его животом. А ты? Ты же костями гремишь! Тебе шкилетов в мультфильмах играть! Ты же можешь… – Виталий перешёл на театральный шёпот, – так и партию осиротить!

Он плеснул в бокалы коньяку и поднялся с табуретки.

– Александр! Тебе нужна домовитая хозяйка! Сам ты готовить не умеешь и…

– Я вкусно режу колбасу!

– Верю! Я даже подозреваю, что ты в состоянии приготовить заливную рыбу: кусок воблы, глоток пива…

– Картошку могу пожарить, яичницу… Пельмени в кастрюлю закинуть!

– Да, да, да! И суп сварить… С аппетитной поджаристой корочкой! Но делать этого регулярно ты не будешь, потому как тебе, уверен, противно жрать в одиночку. Так выпьем же за то, чтобы в дом молодого педагога вошла молодая – ва-ах! – хозяйка! «Итак, она звалась Татьяной»? За Татьяну!

– За Татьяну – с удовольствием!

Вкушая восхитительное жаркое с картошечкой и грибами, приготовленное, как Александр предварительно самолично убедился, из банальной свининки и солёных по осени груздей, а не из экзотического деликатеса в виде голубей с водонапорной башни, Шишкин-младший, тем не менее, признался:

– Таня – замечательная женщина. Но…

– Но ты не до конца уверен, что для тебя она – на всю жизнь. Не так ли?

Шишкин грустно кивнул.

– Женись, Шишкин! «Не смотри на меня удивлённо, а женись! Это определённо!» – пропел Манько. – Женись на домовитой Танечке и – сразу заведи себе любовницу, даже можешь и не одну!

– Ты чему меня учишь? У вас с Людмилой…

– У нас с Людкой всё прекрасно. Но до женитьбы, мой юный друг, я и не подозревал, что можно неправильно поставить молоко в холодильник. И потому небезгрешен, увы… До сих пор не могу определиться, чего мне порой хочется: того, что наносит вред здоровью, вызывает зависимость или подрывает моральные устои…

Манько снял свой фирменный передник, снова встал и принял позу пролетарского вождя на броневике:

– Кто?