Брачная ночь - Софи Кинселла

– …Совершенно замечательный риелтор, который и предложил нам этот особняк за смешную цену!

– Но, Дэниел! – перебиваю я его восторженные излияния. – Как насчет Ноя?

– Насчет Ноя? – Его голос звучит удивленно. – Разумеется, он сможет ко мне приезжать.

– И как ты это себе представляешь? Или ты забыл, что ему всего семь лет и он учится в школе?

– Значит, на каникулах, – беззаботно уточняет Дэниел. – Так будет даже лучше. Он сможет жить с нами несколько дней. Ну а насчет переездов… что-нибудь придумаем.

– И когда ты отбываешь?

– В понедельник.

В понедельник? Я крепко закрываю глаза и стараюсь унять рвущееся из груди тяжелое дыхание. Я даже не могу описать, как мне обидно за Ноя. Наверное, это вообще невозможно описать. Я чувствую обиду, как физическую боль, от которой хочется сжаться в комок, зажмуриться и заткнуть уши, чтобы ничего не видеть и не слышать. Дэниел собирается в Лос-Анджелес. Теперь он будет жить там. О том, как именно он собирается поддерживать отношения со своим единственным сыном, с нашим общим ребенком, Дэниел даже не задумался. «Что-нибудь да придумаем», – вот как он сказал, но я не сомневаюсь, что придумывать придется мне. А потом еще давить на Дэниела, чтобы он в конце концов согласился с моими предложениями. Нет, не могу сказать, чтобы мой бывший муж совсем не любил нашего очаровательного, непосредственного и искреннего ребенка, однако его чувства – какими бы они ни были – не помешали ему уехать от нас с Ноем за пять тысяч миль, на другую сторону земного шара.

– Понятно… – Я пытаюсь взять себя в руки, хотя мне и так ясно, что говорить больше не о чем. – Ну ладно, Дэниел, мне пора. У меня уйма дел. Я тебе еще позвоню.

Я даю отбой и вновь поворачиваюсь к столу, чтобы присоединиться к остальным, но… Со мной творится что-то странное. Глаза начинает щипать, в голове плывет пугающе плотный туман, к тому же с моих губ срывается какой-то непривычный звук. Примерно так скулит собака, которую отшвырнули прочь грубым пинком.

– Флисс?.. – сквозь застилающую глаза пелену я вижу, как Лоркан вскакивает со своего места. – С тобой все в порядке?

– Что с тобой, мамочка? – вторит ему Ной. Он тоже встревожен и напуган.

Лоркан бросает быстрый взгляд на Ричарда, и тот понимает его без слов.

– Знаешь что, дружище, – говорит он Ною, – нам совершенно необходимо взять с собой в самолет запас жевательной резинки. Пойдем-ка, поможешь мне выбрать самую лучшую.

Ноя не нужно просить дважды.

– Жувачка! – радостно вопит он, и они с Ричардом уходят.

Я снова издаю все тот же звук, и Лоркан берет меня за локти:

– Флисс, ты… плачешь?

– Нет! – сразу же отвечаю я, хотя мои губы безвольно разъезжаются. – Я никогда не плачу днем. Это один из моих главных принципов. Я никогда не пла-а-а-а… – Последнее слово помимо моей воли превращается в прерывистый всхлип, и я чувствую, как по моим щекам течет что-то горячее и соленое. Что это, неужели слезы?

– Что сказал тебе Дэниел? – спрашивает Лоркан неожиданно мягким тоном.

– Он переезжает жить в Лос-Анджелес, а нас бросает… – Краем глаза я замечаю, что посетители за соседними столиками начинают поглядывать в нашу сторону. – Он… О боже!.. – Я прячу лицо в ладонях. – Я не могу… Подожди немного, я сейчас… сейчас успокоюсь.

Но вместо этого я снова всхлипываю. Похоже, еще немного, и я разрыдаюсь по-настоящему. Меня как будто распирает изнутри – что-то большое, болезненное, неостановимое и яростное. Насколько я помню, в последний раз я испытывала нечто подобное, когда рожала Ноя.

– Тебе нужно немного побыть одной, – говорит Лоркан. Все-таки он на редкость быстро ориентируется. – Посидеть, успокоиться… Иначе у тебя запросто может быть нервный срыв. Куда тебя отвести?

– Не знаю, я уже выписалась из номера, – бормочу я в перерывах между судорожными вздохами. – Я считаю, в каждом отеле должна быть «плакательная комната»… наподобие курительной. Надо будет подать им такую идею.

– Понятно. – Лоркан берет меня за руку и ведет между столиками по направлению к бассейну. – Ну, за неимением «плакательной комнаты» придется пойти в парилку…

Не дожидаясь моего ответа, он отворяет стеклянную дверь и вталкивает меня в баню.

Даже в предбаннике стоит такая жара и так душно, что я испытываю непроизвольное желание куда-нибудь присесть. Только опустившись на подвернувшуюся мне под ноги скамью, я чувствую, что кроме пара, из-за которого я едва различаю лицо Лоркана, воздух в парилке насыщен приятным травяным ароматом.

– Плачь! – велит мне Лоркан из облаков пара. – Никто тебя не видит и не слышит. Плачь, Флисс, плачь!

– Не буду. – Я с трудом сглатываю вставший в горле комок. Плакать по-прежнему хочется ужасно, но при мысли о том, что я буду лить слезы из-за Дэниела, все во мне восстает. Время от времени мои плечи судорожно вздрагивают, но плакать я себе запрещаю. Принципы на то и принципы, чтобы держаться их, покуда хватает сил.

– Тогда… расскажи мне, в чем дело. Значит, Дэниел едет в Лос-Анджелес, так?.. – подсказывает Лоркан.

– Ну, да! Он уедет, и ему наплевать, что он больше не увидит Ноя – по крайней мере, до тех пор, пока наш сын не вырастет! – Мне удается сдержать рыдание, и я только громко шмыгаю носом. – А главное, Дэниел ничего мне не сказал, не предупредил!

– Мне казалось, ты хотела как можно скорее его забыть, выкинуть его из своей жизни. Так, во всяком случае, ты говорила.

– Говорила, но… – Я теряюсь, но лишь на мгновение. – Говорила и говорю! И до сегодняшнего дня мне казалось, что это правда, но когда я узнала, что он уезжает, да еще в Лос-Анджелес… В этом есть что-то завершенное, окончательное, понимаешь?.. К тому же я не ожидала, что Дэниел с такой легкостью отречется от нас обоих, и… – во мне снова начинает подниматься, набухать что-то темное, могучее, беспросветное. Оно обжигает, и в то же время я ощущаю леденящий душу холод. Что это – горе? Отчаяние? Или и то и другое вместе?..

– Все кончено, – говорю я с горечью. – У нас была семья, но теперь ее больше не существует. Нашей семьи больше не существует!

Отчаяние и безысходность захлестывают меня с головой, и я готова завыть.

– Вот моя жилетка, Флисс, – негромко говорит Лоркан и слегка прижимает меня к себе. – Можешь плакать в нее сколько угодно. Я даже отвернусь, если хочешь.

Почувствовав его прикосновение, я немедленно отшатываюсь.

– Я не могу плакаться в жилетку чужому человеку, – произношу я срывающимся голосом. – Не могу!

– Какие же мы чужие? – мягко возражает Лоркан. – Ведь мы спали вместе, и не так уж давно. – Он смеется. – Или ты забыла?

– Это был просто секс, – говорю я. – Заниматься с мужчиной сексом и плакать у него на плече – это две совершенно разные вещи. Неужели ты этого не понимаешь? И вообще… уйди, ладно? Дай мне побыть одной.