Остров. Обезьяна и сущность. Гений и богиня - Олдос Хаксли

На звуковой дорожке крики жертвы и возбужденный смех палачей понемногу стихают; тишину нарушает голос Рассказчика.

Рассказчик

* * *

На звуковой дорожке – опять смех вперемешку с мольбами о пощаде. Внезапно раздается голос вождя:

– Отойдите! Мне не видно.

Могильщики повинуются. В наступившем молчании вождь смотрит вниз, на доктора Пула.

– Ты разбираешься в растениях, – наконец говорит он. – Почему б тебе не выпустить там корешки?

Слушатели одобрительно гогочут.

– Что же ты не расцветаешь хорошенькими розовыми цветочками?

Крупный план: страдальческое лицо доктора Пула.

– Пощадите, пощадите…

Его голос забавно срывается; новый взрыв веселья.

– Я могу быть вам полезен. Могу научить, как получать хорошие урожаи. У вас будет больше еды.

– Больше еды? – с внезапным интересом переспрашивает вождь, потом свирепо хмурится: – Врешь!

– Нет, клянусь всемогущим Господом!

Слышен возмущенный, протестующий ропот.

– Может, в Новой Зеландии он и всемогущ, – отчеканивает вождь, – но не здесь – с тех пор как случилось Это.

– Но я же в самом деле могу вам помочь.

– Ты готов поклясться именем Велиала?

Отец доктора Пула был священнослужителем, да и сам он регулярно посещает церковь, однако сейчас он горячо и прочувственно клянется:

– Клянусь Велиалом. Клянусь именем всемогущего Велиала.

Все присутствующие делают пальцами рожки. Долгое молчание.

– Выкапывайте.

– Но, вождь, это же нечестно! – протестует толстушка.

– Выкапывай, сосуд греха!

Тон вождя настолько убедителен, что все начинают яростно копать, и не проходит и минуты, как доктор Пул вылезает из могилы и, покачиваясь, останавливается у подножия мавзолея.

– Благодарю, – с трудом выдавливает он; колени его подгибаются, и ботаник теряет сознание.

Слышен всеобщий презрительно-добродушный смех.

Наклонившись со своего мраморного постамента, вождь протягивает девушке бутылку:

– Эй ты, рыжий сосуд! Дай-ка ему хлебнуть вот этого, – приказывает он. – Он должен очнуться и встать на ноги. Мы возвращаемся в центр.

Девушка присаживается на корточки рядом с доктором Пулом, приподнимает безжизненное тело, опирает болтающуюся голову доктора о запреты на своей груди и вливает в него укрепляющее.

Наплыв: улица, четверо бородачей несут вождя на носилках. Остальные, увязая ногами в песке, плетутся сзади. Тут и там, под навесами разрушенных заправочных станций, в зияющих дверных проемах учреждений, видны груды человеческих костей.

Средний план: доктор Пул, держа в правой руке бутылку, движется нетвердой походкой и с большим чувством напевает «Энни Лори». Он выпил на пустой желудок – а ведь желудок этот принадлежит человеку, чья мать всегда была ревностной поборницей трезвости, – и крепкое красное вино подействовало быстро.

В конце заключительной фразы в кадре появляются две девушки-могильщицы. Подойдя сзади к певцу, толстушка дружески хлопает его по спине. Доктор Пул вздрагивает, оборачивается, и на лице его внезапно появляется тревога. Однако улыбка девушки успокаивает его.

– Я Флосси, – сообщает она. – Надеюсь, ты не держишь на меня зла за то, что я хотела тебя зарыть?

– О нет, нисколько, – уверяет доктор Пул тоном человека, который говорит девушке, что не возражает, если она закурит.

– Я ведь ничего против тебя не имею, – уверяет Флосси.

– Разумеется.

– Просто захотелось посмеяться, вот и все.

– Конечно, конечно.

– Люди ужасно смешные, когда их зарывают в землю.

– Ужасно, – соглашается доктор Пул и выдавливает из себя нервный смешок. Почувствовав, что ему недостает смелости, он подбадривает себя глотком из бутылки.

– Ну, до свидания, – прощается толстушка. – Мне нужно сходить поговорить с вождем насчет надставки рукавов на его новом пиджаке.

Она снова хлопает доктора Пула по спине и убегает.

Доктор остается с ее подругой. Украдкой бросает на нее взгляд. Ей лет восемнадцать, у нее рыжие волосы, ямочки на щеках и юное стройное тело.

– Меня зовут Лула, – начинает она. – А тебя?

– Алфред, – отвечает доктор Пул. – Моя мать – большая поклонница «In Memoriam», – поясняет он.

– Алфред, – повторяет рыжеволосая. – Я буду звать тебя Алфи. Вот что я скажу тебе, Алфи: не очень-то мне нравятся эти публичные погребения. Не знаю, чем я отличаюсь от других, но мне не смешно. Не вижу в них ничего забавного.

– Рад слышать, – отвечает доктор Пул.

– Знаешь, Алфи, ты и в самом деле счастливчик, – после короткого молчания заключает она.

– Счастливчик?

Лула кивает:

– Во-первых, тебя вырыли, такого мне видеть не приходилось; во-вторых, ты попал прямо на обряды очищения.

– Обряды очищения?

– Да, завтра ведь Велиалов день. Велиалов день, – повторяет она, заметив на лице собеседника недоумение. – Только не говори мне, будто не знаешь, что происходит в канун Велиалова дня.

Доктор Пул отрицательно качает головой.

– Но когда же у вас происходит очищение?

– Ну, мы каждый день принимаем ванну, – объясняет доктор Пул, который успел еще раз убедиться, что Лула этого явно не делает.

– Да нет, – нетерпеливо перебивает она. – Я имею в виду очищение расы.

– Расы?

– Да разве же, черт побери, ваши священники оставляют в живых младенцев-уродов?

Молчание. Через несколько секунд доктор Пул задает встречный вопрос:

– А что, здесь рождается много уродов?

Лула кивает.

– С тех пор как случилось Это, когда Он пришел к власти, – она делает рожки. – Говорят, раньше такого не было.