Свободный полет одинокой блондинки - Эдуард Тополь

Под тенью навеса

На выступе гладком

Сидел у колодца Христос.

Пришла самарянка

В обычном порядке

Наполнить водой водонос.

Христос ей сказал

Поделиться водою,

Она же ответила: «Нет,

Ведь я самарянка,

А с нашей средою

Общения, кажется, нет».

Христос ей сказал:

«О, если б это ты знала,

Кто воду живую творит,

Сама бы просила,

Сама бы искала

Того, кто с тобой говорит!»

«Отец наш Иаков, —

Она отвечала, —

Дал воду живую

В сиянии Божьего дня».

Христос ей сказал:

«Приведи сюда мужа».

Ответила: «Нет у меня».

«Ты правду сказала,

Ты пять их имела,

И этот не муж у тебя…»

«Пророк ты, я вижу!

Скажи, где молиться

За наше спасенье, скажи!»

«Не тут и не там,

А везде и повсюду,

Где сердце любовью горит.

Об этом Мессия

Поведает людям,

Мессия с тобой говорит!»

И тут самарянка

Бегом побежала,

Забыла про свой водонос.

И встречным кричала,

И всех приглашала:

«Идите! Явился Христос!..»

На Пушкинской, 15, в проходной Генеральной прокуратуры адвокат Генрих Маркович предъявил свой паспорт дежурному по бюро пропусков:

— Маркович к следователю Шапиро.

Дежурный выписал ему пропуск, сказал:

— Третий этаж, 307-й кабинет.

— Я знаю. Спасибо.

Маркович показал пропуск постовому и прошел через двор к зданию прокуратуры.

— От дожились! — заметил дежурный постовому. — И сажают евреи, и вынимают евреи.

— Однозначно, — ответил постовой.

А в 307-м кабинете Маркович сказал следователю:

— Я пришел ознакомиться с протоколами допросов Орловского. Но я не понимаю, почему следствие о краже какого-то ожерелья, пусть даже дорогого, ведет Генеральная прокуратура?

Усмехнувшись, следователь Шапиро — молодой, широкоплечий, с фигурой штангиста — одну за другой выложил на стол толстенные папки-скоросшиватели. Десять папок… пятнадцать… двадцать… двадцать пять…

— Теперь понимаете? — сказал он.

— Что это?

— Дело Орловского.

— Минутку! Там же всего один эпизод — ожерелье.

— Был один эпизод, — с нажимом на «был» сообщил Шапиро. — А за ним потянулись другие — из Интерпола, Арабских Эмиратов, Испании, Франции… Ваш Орловский — международный аферист. Если бы мы жили в Америке, он получил бы десять пожизненных сроков. Но мы его, конечно, ни арабам, ни испанцам не выдадим, мы не выдаем своих граждан. У нас он получит всего пятнашку. Правда, с гарантией — от звонка до звонка. При всем моем уважении к вам, Генрих Павлович!

— За одно ожерелье?

— Это бесценное ожерелье, Генрих Павлович. Национальное достояние.

— Но в таком случае и моего клиента следует содержать адекватно. Иначе это достояние может выплыть бог знает где, — с подтекстом предупредил Маркович.

Шапиро улыбнулся:

— Заверяю вас, коллега, мы это понимаем.

Выйдя из проходной прокуратуры, Маркович сел в свою машину. Здесь, в машине, его ждали Алена и председатель Фонда поддержки воздушных путешествий. Маркович завел машину, отъехал, машина влилась в поток транспорта и покатила по Бульварному кольцу.

— Ну, Генрих Павлович! Что там? — нетерпеливо спросила Алена.

— Знаете, Алена Петровна, — ответил он, ведя машину, — не в моих правилах отказываться от дела, если я уже взялся. Но с другой стороны, и не в моих правилах скрывать от клиента правду. Вашего друга вытащить нельзя.

— Но ведь вы Маркович! Вы самый знаменитый!..

— Спасибо. Но даже если бы у меня была мания величия в последней стадии, я все равно обязан был бы рассказать вам одну историю. Недавно в Америке было очень громкое дело: спортсмена Оу-Джея Симпсона судили за убийство жены, знаменитой актрисы. А защитник Шапиро спас его от электрического стула, развалил все обвинения. И знаете почему? Не потому, что он Шапиро, нет. А потому, что прокурор был не Шапиро, понимаете? А тут все наоборот: тут прокурор Шапиро, вот в чем беда.

— Подождите! При чем тут Шапиро — не Шапиро? Ведь государство-то наше, российское! А Красавчик против государства ничего не сделал! Если он кого-то кидал, то только тех, кто кидал государство! Вы вспомните по делам!

— Да, Алена Петровна, это хороший довод, но только для закулисных разборок. А в суде я об этом и заикнуться не могу. Перед законом любой грабеж — это грабеж: что государства, что личности. Даже если эта личность нам отвратительна. В этом и сила, и слабость демократии.

Алена в отчаянии повернулась к председателю:

— Что же нам делать?

— Что делать, что делать! — сказал тот. — Придется обратиться к другому адвокату. Был когда-то еще один знаменитый адвокат, он говорил: мы пойдем другим путем. Вот и мы с тобой пойдем другим путем. Вокруг Шапиро.

По случаю воскресного дня и хорошей погоды на Московском ипподроме было многолюдно. Но правительственные VIP-ложи, обрамленные флагами и рекламными щитами, были в связи с сезоном летних отпусков заполнены всего на четверть, и Алена, сидя почти в одиночестве в одной из VIP-лож, неуверенно крутила в руках программку забегов и какой-то билетик. Потом обратилась к пожилому благообразному мужчине с залысинами, тоже в одиночестве сидевшему неподалеку от нее:

— Извините, вы мне поможете разобраться?

— С удовольствием, — отозвался тот. — Что вас интересует? Подсаживайтесь.

Алена пересела в его ряд.

— Понимаете, я тут первый раз, мне подруга дала свой входной. Я поставила в кассе на каких-то лошадей — просто назвала цифры, которые пришли в голову. А что теперь будет, не знаю.

Мужчина взял ее бумажки и снисходительно улыбнулся:

— Вы поставили на «длинного» — две лошади в двух забегах, второй и пятый. Но должен вас огорчить: во втором забеге вы поставили на Богему, а в пятом — на Кристалла. Я хожу сюда одиннадцать лет — ни Богема, ни Кристалл ни разу не пришли даже в первой пятерке.

— Да? — разочарованно протянула Алена. — Жалко… А вы на кого поставили?

— Я поставил на Пламенного в третьем забеге и на Молнию в пятом.

Алена по-детски обиженно надула губки: