Трехручный меч - Юрий Никитин

— Отступаем!

Волк удивился:

— Без драки?

— А мы как Барклаи де Толли, — объяснил я. —Заманим в русскую зиму.

По склону уже сбегали люди в доспехах, с мечами, топорами,копьями, а лучники сразу же начали осыпать нас стрелами.

* * *

Этот день начинался настолько хреново, что я даже боялсядумать, чем закончится. Они не отставали, преследовали, стреляли, сбрасываликамни, метали дротики, ножи и даже топоры, наконец я, совершенно измученный,заорал из укрытия:

— Вы что там, офонарели?

С той стороны донеслось:

— А чем вы, сэр, недовольны?

— Так же и убить можно! — прокричал я сяростью. — Идиоты!

Из-за камней раздался дружный издевательский хохот. Потомголос, в котором еще не отгремело веселье:

— А вы чего, благородный лорд, ждали?

Я искренне, в самом деле искренне, изумился:

— Как чего? Вам же дан приказ взять меня живым! Непременноживым!

Голос поинтересовался издевательски:

— И почему же такой странный приказ?

— Как почему? — переспросил я. — Ты там дураксовсем?.. Чтобы привезти меня в цепях… тяжелых цепях, что будут звякать иволочиться по каменному полу. Я войду со скованными руками в зал к вашемуВластелину Тьмы, а он разразится сатанинским хохотом, от которого у всех у васпохолодеет кровь, но только я не дрогну и буду смотреть ему в лицо смело ибесстрашно! А потом он велит бросить меня в темницу…

На той стороне воцарилось долгое молчание, я затаил дыхание,но тут же раздался сатанинский хохот из десятка глоток. Я похолодел, отчаяниезаставило сердце стучать мелко и дробно, как у полевой мыши. Что-то пошлонеправильно, где-то сбой, ну не может же этот Черный Властелин вести себя так…неожиданно, это же кем мне надо тогда быть, чтобы вывернуться, а я, честноговоря, всю жизнь как-то вполсилы, это если говорить вежливо, а на самом деле…нет, лучше промолчать, иногда и в зеркало смотреть не хочется, я ведьпридерживался старой истины, что настоящие мужчины на дороге не валяются, асидят дома перед жвачником, силы копят для подвигов, но вот теперь я на дороге…

— И что же вам велели? — крикнул я.

Из-за камней ответили с жутким смехом:

— Догнать и уничтожить!..

— Не может быть, — вырвалось у меня.

— Может! — ответили с победным ревом. — Ауничтожив, расчленить и во избежание воскрешения, такие случаи бывали, хоть и вдревности, сжечь. Пепел — развеять!

Что за гад, подумал я в отчаянии. Откуда такой взялся?Почему нарушает Правила? Ведь мы могли бы красиво и слаженно исполнитьзахватывающий дуэт, умело подыгрывая друг другу, как нормальныеборцы-реслингисты или боксеры-профессионалы, у которых на десять схваток впередрасписано, кто победит и на какой минуте, даже каким приемом, об этомдоговариваются заранее менеджеры и нанятые имиджмейкеры, зрелище должно бытькрасивым и привлекать народ… Главное — зрелищность, в угоду зрелищное™приносится все, даже смысл, историческая точность, идеология, мораль, верностьлюбимой, а главный герой, даже получив кувалдой в зубы, продолжает улыбатьсякрасиво и ослепительно.

Я похолодел от внезапной мысли: а что, если в угодузрелищности решили пожертвовать даже главным героем? Нет, такого быть не может,простой народ не терпит трагедий, ему нужен обязательный хеппи-энд, чтобы всехорошо, благополучно, свадьба, выигрыш главного приза и поездка на Канары…

Череп начал быстро разогреваться, мысли бьются в черепнойкоробке с такой силой, что температура крови поднимается до кипения. Похоже, вдухе времени Правила изменили, сейчас уже я не Белый герой, а Черный… нет, нетак, я все еще белый, все еще на стороне Добра и Света, но объявлено, чтоистина в победе Тьмы над зажравшимися силами Добра, над осточертевшейПравильностью и Праведностью, над моралью и правилами поведения: даешь дорогуоркам, зергам, террористам, расписанным матерными словами стенам, засраннымлифтам, выбитым стеклам в троллейбусах, узаконим мат в чатах, на форумах, вразговорах, станем демократами с головы до ног, что значит — освободимчеловечество от остатков всякой морали, высвободим инстинкты, пусть они правятмиром!

Челюсти мои сжались до хруста в висках. Я сам вообще-то,если честно, такое же говно, и хотя стены матюгами не расписываю, но не люблюправил, даже правил этикета, достали меня все эти учителя, воспитатели,тренеры, духовные вожди. Я хочу быть таким, каков я есть, и еще хочу, чтобы всевоспринимали меня таким, какой я есть… и даже принимали меня таким, какой яесть. Это и есть свобода… По крайней мере, я так считаю…

…считал, потому что сейчас вот — времечко нашел длярефлексий! — усомнился несколько, самую малость. Все мы сползаем в этусвободу, я вот уже даже рыгать и пердеть в обществе научился, все так начинаютделать, еще немного — Начнем срать на улицах посреди тротуара. Все бы хорошо,но это когда буду срать я, но не хочется вляпываться в чужое сранье. Акакому-то идиоту не захочется вляпываться в мое… ладно, стерпит, мы же пердим вобществе? Ничего, нюхаем, еще и ржем, кто громче. В смысле, кто громче заржет.Да кто раскатистее и дольше пропердит.

Над головой прогрохотало. Тучи двигались черные, тяжелые,как горные цепи, давящие. В них грозно потрескивало, словно лопался камень,треск катился внизу по камням, сшибая углы и превращаясь в обкатанный рокот,все еще грозный, но не такой свирепый. Края туч из черных вдруг стали алыми, поним прошел отсвет, словно раскрылись двери кузницы, а когда огонь погас, краяостались грязно-серыми, словно пена на удилах загнанного коня.

Грохнуло сильнее, пронесся свежий ветер. Вдали встала стеналивня, что приближался в нашу сторону с большой скоростью.

— Отлично, — прошептал я. — Как только грозаразразится… как следует, попробуем прорваться!

Волк спросил недоверчиво:

— В дождь?

— В ливень? — каркнул ворон.

Даже Рогач посмотрел на меня как на умалишенного, я ощутилснисходительную жалость, они из мира, когда еще надевали яркие мундиры и шли ватаку колоннами. Зимой и в плохую погоду, ессно, не воевали. А я из мира, гдедаже обыкновенный ОМОН вымазывается в гуталине, когда разгоняет старушек уметро, торгующих семечками.

Ветер налетел холодный и режущий лицо, а следом с небесобрушились сотни тонн воды. Я вытащил меч, молча указал направление. Грохотпадающей воды заглушал все звуки, хотя Рогач, как нарочно, топал по камням,едва не высекая искры.

Мы прошли буквально по спинам вжавшихся между камней героев,что даже головы понакрывали одеждой, спасаются, видите ли. Было бы желание,всем бы перерезал глотки, как хорь курам ночью, когда те ни черта не видят.

Рогач пустился вскачь, едва я позволил, но, как яподозревал, спасался не от врагов, а от ливня. Волк и ворон, мокрые и сердитые,добрались наконец до леса, вместе влетели под самое раскидистое дерево сгустыми ветвями, его видно по обширному кругу сухой земли, прижались к стволу,растерянные и ошалелые.