Хроника чувств - Александр Клюге

Британцы, овладев островом, создали вблизи современной столицы Хобарт колонию для заключенных. Заключенные бежали и жили в лесах. Они охотились на зверей и людей. На побережье разбили лагерь английские охотники за тюленями. Они истребили несколько тысяч семейств аборигенов, превратили женщин и девушек в рабынь.

Лишь в 1830 году правительственная комиссия в Лондоне занялась наведением порядка. Солдаты 40-го шотландского пехотного полка выстроили туземцев между двумя большими скалами. «Они расстреливали мужчин, а женщин и детей вытаскивали из толпы, чтобы разбивать им головы». Офицеры были наказаны, возможности карьеры для них были закрыты. Защитники этих офицеров ссылались на «известные сведения», согласно которым в мозгах аборигенов не содержится ничего нового для европейской науки.

В 1816 году из 4000 племен оставалось 52, всего 2000 человек.

Прибытие британских поселенцев. Капитан Бетам: может быть, провести селекционную работу и скрестить этих ленивых туземцев с благородными обезьянами, скажем орангутангами? Или с заключенными, отправленными на Тасманию для отбытия пожизненного заключения?[100]

Вместо подобных опытов на остров доставили овец, миллион голов. Они перекрывали дороги к побережью, по которым должны были пройти туземцы, чтобы завершить год.

В 1825 году аборигены нанесли ответный удар. Их копья поразили насмерть тринадцать белых поселенцев и овец. В 1828 году на острове было введено чрезвычайное положение. В тот момент еще существовали 100 тасманийских аборигенов. Губернатор Джордж Артур располагал 2500 белыми подданными и 30 тысячами наручников.

«Платье для нагого тела, овощи для желудка, английский язык для глотки и христианство для души». Такова была программа Джеймса Аугуста Маурера из лондонской фирмы «Маурер и Робинсон», акционерного общества, созданного ради спасения «дикарей». Последовало переселение 92 аборигенов на острова Флиндерса в нескольких сотнях морских миль южнее Тасмании. 70 из них добрались до цели. Другие умерли от простудных заболеваний. До 1944 года в этой субколонии еще оставалось 44 тасманийца. Овощей они не ели, европейской одежды не желали, отказывались говорить по-английски и говорить вообще, христианами они так и не стали.

Последние аборигены на островах Флиндерса — в самой Тасмании их уже не было — погибли в 1952-м от чахотки, подсчитанные бывшим там миссионером. Виллиам Лонси, последний тасманиец мужского пола, умер в 1969 году. Британский хирург похитил его череп (подменив его черепом австралийского портового рабочего). В ночь смерти итальянские врачи отрезали тасманийцу ноги, это видела госпожа Фруганни, последняя тасманийка.

Их пепел был торжественно развеян над Тихим океаном.

В том же году австралийский режиссер Том Хайден снял документальный фильм о предыстории своих «земляков» (то есть коренных жителей Тасмании). Критик д-р Хайнц Хирте, пишущий для северно-рейнско-вестфальской газеты, был этим фильмом «в некотором роде расстроен».

Хирте побеседовал с Томом Хайденом, который на следующий день должен был уезжать.

Хирте: Я понимаю, что ваш фильм носит характер траурной церемонии. Это следует уже из музыки. Это музыкальное сопровождение, которое вы используете три раза по две минуты в 47-минутной картине, естественным образом нарушает ее документальный характер. Вы же не станете утверждать, что коренные жители Тасмании были знакомы с музыкой Верди. Оставим это в стороне. Это попытка подкупить душу. Меня, однако, интересует другое: каким должен быть наш траур в Федеративной Республике Германии в связи с преступными деяниями англичан на австралийском острове?

Хайден: Остров не принадлежит Австралии. Он отделился от нее двенадцать тысяч лет назад.

Хирте: Отделен морем. Тем не менее эта история касается англосаксов, и мы не хотим носить за них траур. У нас хватает своих исторических проблем.

Хайден: Может быть, это касается человечества в целом, а из него вы себя не будете исключать?

Помимо того что распорядок дня критика, как и большинства работников, не предусматривал специального времени для траурных размышлений, полезность фильма вызывала у Хирте сомнения. Преступления прошлого вызывают определенные чувства, но они слишком слабы для кино. У Хирте было ясное представление о том, что такое кино.

Хирте: Фильм, который, на мой взгляд, не является документальным (и не может им быть, поскольку все жертвы уже умерли), побуждает к преувеличениям. Однако зритель не желает следовать этому побуждению. Даже если смотреть на это не с позиции немца, а с позиции англичанина. В этой перспективе я рассматриваю уничтожение коренного населения Тасмании не как гибель динозавров. Возьмем одну деталь, которая есть в вашем фильме: Ксения (имя, данное миссионером) родилась дочерью вождя. Была изнасилована европейцами. Мать застрелена. Пятнадцатилетнюю девушку заманивают на корабль, с которого матросы бросают ее жениха и отрубают ему руки, когда он пытается схватиться за борт лодки. Понятно, что я как немец могу не подчеркивать, что воспринимаю это как зверство. Можно также представить себе в либретто оперы Верди сцену, которая изображает последнюю женщину из племени фруганни, наблюдающую за смертью нареченного, умирающего в кашле от чахотки. В то же время дискриминируется прогресс. Ведь все это ничем не хуже, чем уничтожение бизонов в прериях Канзаса. Но таково условие прогресса. В некотором роде можно сказать: цивилизационного процесса, эволюции.

Хайден: Вы критикуете не мой фильм, а сам сюжет.

Хирте: На то я и критик. Надо просто-напросто сказать, что англосаксы жестоки по своей природе. А уж тем более отправленные в Австралию и Тасманию заключенные! Это бесчувственные люди. Но не человечество.

Хайден: Ну и?..

Хирте: Траурные мысли предполагают образ. Я говорю о языке кино. Какой-нибудь момент современности. Я должен иметь свободу передвижения. Я не могу печально считать песчинки пустыни, по которой прежде бродили тасманийские аборигены.

Хайден: В Тасмании нет пустынь. Даже на побережье нет песка.

Хирте: Траур означает расставание с чем-то любимым. Но это обязательно должно быть что-то собственное. Так что австралийцы или тасманийские аборигены — не то, что могло бы, без лицемерия, быть для меня причиной траура. Мой рассудок в трауре, когда я его обращаю к вашему фильму. А мое чувство говорит: я этих соседей вообще не знаю[101].

Хайден: Вы могли бы переживать траур в связи с тем, что вам приходится распрощаться с последним звеном, связывавшим нас с тем состоянием, в котором человечество находилось 12 000 лет назад. Может быть, у аборигенов были предания, уходящие вглубь древности еще на 18 000 лет, так что мы, люди сегодняшнего дня, могли бы понять нечто в нас самих, для чего у нас уже нет языка.