О, Мари! - Роберт Енгибарян

– Приехал бы ты, старлей, завтра – сегодня мы отдыхаем…

– А что вы предлагаете? Вернуться в Москву и найти гостиницу? Или переночевать на вокзале? В документах указано сегодняшнее число, вот я и приехал.

– Да-а-а, видно, что сердитый. Служба не по душе. А кому, кроме русского человека, служба по душе?

– Это вы у меня спрашиваете? Считаете, сейчас удобное время для обмена мнениями?

– Ты смотри, сразу видно – следователь! Прямо слова нельзя сказать! Ладно, это я для примера. Пойдемте, посмотрим, где вас разместить, – перешел на «вы» майор. – Скорее всего, сегодня переночуете в гостевой комнате, а завтра ваш вопрос решим.

Проводив меня к месту ночлега, майор выдал мне ключи и сказал:

– Пока устраивайтесь здесь, а я кому-нибудь из военной прокуратуры дам знать, что прибыл их коллега. Если есть у них время и желание – зайдут за вами. Теперь что касается ужина. Сейчас в городке все магазины закрыты. Собственно, их два. Надо будет вам поесть или чайку попить – заходите, я живу вот тут, в соседнем с вами подъезде. – Он показал на пятиэтажную «хрущевку», где, по-видимому, были размещены семьи офицеров.

Да, с первого взгляда мужик показался каким-то неприветливым. Но видно, что он неплохой человек, просто манера общения у него такая.

* * *

Я зашел в отведенную мне квартиру, бросил на пол сумку с вещами и несколько минут стоял у окна, вглядываясь сквозь темноту в нехитрый пейзаж офицерского городка. Многие окна в домах ярко светились, слышны были музыка, смех, громкие голоса. Люди живут в привычной для себя обстановке, у них свои радости, многие, по-видимому, вполне довольны жизнью. Почему бы нет? Всё относительно. Семья Мари тосковала в Ереване по Парижу, а нам казалось, что мы живем очень даже хорошо. Я тоже привыкну. Человек ко всему привыкает, так уж он устроен. Самое главное – есть горячая вода, кровать, относительно чистое белье, и я один в маленькой квартирке. Но вот вместе с Мари я даже здесь был бы очень счастлив. Нам бы и на улицу лишний раз выходить не захотелось – всегда ведь есть что сказать друг другу…

Отошел от окна, прилег на кровать и заснул, не раздеваясь. Проспал, похоже, не меньше часа и проснулся от стука в дверь.

– Войдите, не заперто!

Зашла молодая светловолосая девушка с добрым, улыбчивым круглым лицом. Вот кто в России улыбается, так это девушки и женщины – несмотря на то что замужние с головой погружены в домашние заботы и решение проблемы вечной нехватки семейного бюджета, а незамужние находятся в вечном и почти безуспешном поиске нормального непьющего мужика.

– Здравствуйте, я – дочь Ивана Денисовича. Он попросил зайти к вам, узнать, может, принести что-нибудь покушать или попить?

– Нет, спасибо. Потерплю до утра.

– Меня зовут Василиса. Я студентка третьего курса Московского педагогического института, готовлюсь стать учителем географии.

– Да что вы говорите? – оживился я. – Мне это чрезвычайно интересно. Знаете, меня давно мучает вопрос: куда впадает Волга – в Черное море или в Средиземное?

– Шутите! – улыбнулась она. – А еще я здесь занимаюсь вопросами самодеятельности. Чем бы вы могли нам помочь?

– Да что ж вы стоите, Василиса Ивановна? Садитесь!

Я более внимательно посмотрел на девушку. Своеобразная, но очень приятная внешность, округлая фигура, тяжелая грудь, полные ноги. Все пропорционально. Смотрелась Василиса очень мило. Заметив мой изучающий взгляд, она слегка покраснела, но видно было, что новый человек из далеких, по ее представлениям, мест заинтересовал ее.

– Чем же я могу помочь самодеятельности? Разве что петь в женском хоре.

– А почему в женском?

– Дело в том, что, когда я пою, у меня голос меняется и становится женским меццо-сопрано.

– Опять шутите?

– Нет. Вот, пожалуйста, – и я женским голосом спел романс, который Рафа очень любил: – Мой нежный друг, я часто слезы роняю, и с тоской вспоминаю дни былой любви…

– Да, действительно. Но вы, кажется, не настоящим своим голосом поете?

– Нет, что вы, это самый настоящий мой голос! А еще я бывший спортсмен, имею первый разряд по вольной борьбе и боксу. Могу тренировать по этим видам спорта девушек и незамужних женщин от восемнадцати до тридцати лет и от пятидесяти пяти до восьмидесяти килограммов.

– А зачем женщинам бокс или борьба?

– Как зачем? Чтобы уметь дать отпор насильнику или пьяному мужу.

– А почему вы тренируете только незамужних женщин?

– Потому что, если придут замужние, мужья будут ревновать и захотят со мной разобраться, а я этого не хочу.

– Можно еще вопрос? А девушкам чуть больше восьмидесяти килограммов можно тоже быть в группе?

– Если это вы, то вам можно.

– Вы женаты?

– О да, понимаю, для вступления в самодеятельность это исключительно важный вопрос! – рассмеялся я. – Отвечу вам, Василиса Ивановна, честно: да, я женат. Но моя жена в Париже. Услышав, каким голосом я пою, она сломя голову сбежала от меня во Францию.

– Хороший анекдот… Смешной.

– Согласен. Очень смешной анекдот.

В дверь снова позвонили. Зашел молодой мужчина, приятный, высокий, улыбчивый. Представился капитаном Сергеем Вадимовичем Трошиным, военным следователем, выпускником Саратовского юридического института.

– Работаю здесь третий год, семью перевез. Узнал, что нашего полку прибыло. Что, Василиса зовет в самодеятельность?

– Да, мы уже все обсудили. Но наше решение пусть остается в тайне. Я хочу выступить с неожиданным номером. Да, Василиса, мы договорились?

– Да, – согласилась она недоуменно, подумав, вероятно, что у новенького не все дома.

* * *

«Вот так, друг мой, – после ухода гостей я опять начал разговаривать сам с собой, – ты просто места себе не находишь. Оказывается рядом человек, на какое-то время занимает твое внимание, ты стараешься отвлечься, а потом опять возвращаешься в свой мир воспоминаний, надежд, разочарований. Не хочешь себе признаться, что перспектива воссоединения с Мари крайне призрачна. Пока ты на службе, как минимум три года об этом и речи не может быть – это во-первых. А во-вторых, она не может оставить мать одну с инвалидом отцом. Если же, не дай Бог, мсье Азат умрет, то неизвестно, сможет ли она убедить мадам Сильвию вернуться в СССР…»

Ясно было только одно: служить мне еще три года, а то и больше. И что делать – вести монашеский образ жизни? Реально ли это? Значит, права Мари, говоря, что Бог против нашего союза? Слово «Бог» я, конечно, заменю на слово «обстоятельства», так как я человек не религиозный, но суть вопроса от этого не меняется. И вообще, что еще произойдет в течение срока моей службы, какие неприятности у меня впереди?

Но какой же я страшный эгоист! Все мои мысли – лишь обо мне и Мари. А мои родители? Как они переживают сейчас, наводят справки, где я и чем занимаюсь, копят деньги, чтобы приехать ко мне! А как это отразится на здоровье отца, который каждый день вынужден ставить уколы и фактически тоже превратился в полуинвалида? И все-таки самое главное, что Мари, моя бедная девочка, вот-вот родит. Представляю, какие заботы лягут на ее плечи. По всей вероятности, деньги у них закончатся уже через год-полтора. Как они будут жить? Понятно, что какой-то выход обязательно найдется. Моя покойная бабушка Сатэник, видавшая много горя, говорила: «Если Бог закрывает одну дорогу, он открывает другую».