О, Мари! - Роберт Енгибарян

Прошел месяц. Постепенно я начал привыкать к людям, к тонкостям службы. Мой прокурор оказался незлобивым честным трудягой, он много работал и не стремился особо пропесочивать сотрудников следственного аппарата за недостатки и недосмотр, наоборот, старался нам помогать. С родителями я установил постоянную связь, причем мог почти бесплатно разговаривать из кабинета по служебному телефону с ними, с Рафой, с друзьями. Дважды из Москвы говорил с Мари, но бурной радости, какая слышалась раньше, в ее голосе не почувствовал – по-видимому, Мари была полностью погружена в свои проблемы и ожидание предстоящих родов. Часто общался с Марком и Фаиной. Как-то раз попытался связаться с Иветтой, но подруги не оказалось дома. Я поговорил с ее мамой, оставил номер телефона и пообещал, что позвоню при первом же удобном случае.

В свободное время без проблем добирался на автобусе до Москвы, а там городской транспорт доставлял меня в нужное место. Постепенно удалось вернуть себе душевный покой. Фаина давала мне почитать новую диссидентскую литературу, разнообразную, интересную. Иногда я удивлялся, почему отдельные абсолютно нормальные произведения – скажем, «Доктор Живаго» Пастернака – у нас не печатаются. По-видимому, перестраховались сверхбдительные цензоры и партийные идеологи.

Несколько раз звонил Арам, интересовался, как продвигается решение его вопроса. Со слов Рафы я сообщил ему, что интересующий его человек в городе отсутствует – по имеющейся у нас информации, он находился в Ташкенте и пытался сбыть кое-что из вещей Арама. В общем, было похоже, что если все и дальше пойдет в том же духе, то срок своей службы я вполне нормально проведу здесь, отсюда же поступлю в аспирантуру в Москве, сниму небольшую квартирку – разумеется, с помощью родителей, которые время от времени будут меня там навещать, – и, вполне возможно, ко мне приедет Мари с ребенком. Не хотелось даже мысленно отдавать себе отчет в том, что это возможно только после смерти ее отца. Насчет мадам Сильвии я оставлял вопрос открытым.

* * *

Ближе к восьми вечера пришла Василиса с блинчиками и пирогами с картошкой. Честно говоря, меня смущало повышенное внимание ее семьи к моей особе. На зависть всем коллегам, меня перевели в сравнительно чистую однокомнатную квартиру, оборудованную всем необходимым – холодильником, телевизором и прочим. Когда отмечали новоселье, после шумного застолья заместитель прокурора пошутил, что «за все это» – он описал пальцем широкий круг – я обязан жениться на дочери Ивана Денисовича. Мне не хотелось никого посвящать в мои личные дела, поэтому я предпочел отшутиться и перевести разговор на другую тему, однако твердо решил впредь никогда не обнадеживать этих добрых и заботливых людей. Кроме того, я планировал провести вечер в одиночестве, читая новые поступления самиздатовской литературы или книги по специальности, поэтому визит Василисы не входил в мои планы.

– Давид Ваганович, у меня два билета на девять вечера в кино. Будет новый итальянский фильм, говорят, очень интересный.

– Сожалею, Василиса, но пойти не могу. На завтра у меня срочное задание, я должен его закончить.

– Ладно. Пойду с мамой. Она очень хотела посмотреть этот фильм. А может, пойдем завтра, а мама сегодня сходит с подругой?

– Нет, Василиса. Я и завтра вечером занят.

Было видно, что девушка обиделась, но не хочет это показывать.

– Давид Ваганович, уже семнадцать женщин записались в спортивный кружок. Директор нашего спортклуба предлагает проводить занятия во вторник и четверг с семи вечера до восьми тридцати.

– Постой, Вася, о каком кружке идет речь?

– Как о каком? – явно испугалась она. – О кружке спортивных единоборств! Я объявление повесила! Даже жена и дочь начальника гарнизона записались…

– А! Конечно! Прости, что-то я отвлекся, – я ни в коем случае не хотел обидеть бедную девушку отказом.

«А что тут плохого? – подумал я. – Все равно я несколько раз в неделю занимаюсь спортом, тренируюсь дома, на улице, да где придется. А здесь – установленное время, оборудованный спортзал, женщины, девушки… Тренироваться с ними будет забавно и приятно».

– Я вот что подумал – ты, Василиса, будешь моим спарринг-партнером, то есть мы с тобой будем показывать приемы остальным.

– Вот здорово! – обрадовалась она. – Ну, тогда я пошла, до завтра!

– До завтра, Вася!

* * *

Я начал накрывать стол для нехитрого ужина, жуя на ходу принесенные Василисой блинчики, и тут в дверь опять постучали.

– Вася? Ты что-то забыла?

– Звонит ваша мама, просит срочно позвать вас к телефону!

Я вспомнил, что просил родителей до семи вечера звонить мне на работу, а после, если случится что-то срочное, – по домашнему телефону Василисы. Значит, произошло что-то важное. Что бы это значило? Если что-то хорошее, можно было и до утра подождать. Но что может случиться хорошего? А вдруг с папой что-то не так?

– Алло!

– Давид, большая радость! – раздался в трубке ликующий мамин голос. – Пять минут назад звонила Тереза, у Мари родился ребенок, мальчик! Папа от радости места себе не находит, давно я его не видела таким счастливым! Что ты молчишь?

– Ребенок?.. Как… неожиданно.

– Что тут неожиданного? – возмутилась мама. – Не могла же бедная девочка вечно держать его в матке! Самое главное, что Мари чувствует себя хорошо. Первым делом попросила немедленно позвонить тебе. Запомни день рождения своего ребенка – 31 января. Тебе уже через несколько месяцев исполнится двадцать пять, на тебя ложится немалая ответственность. Ты теперь не сам по себе, есть еще Мари и ваш сын. Дай Бог, она к нам вернется, какая будет радость!

– Да, мам, хорошо…

Еще полминуты я простоял молча, ошарашенный услышанным.

– Вы говорили на армянском? – спросила Василиса. – Похоже на греческий или итальянский.

– Да, – машинально ответил я, – индоевропейская языковая группа. Но лучше, чтобы было похоже на французский.

– Почему?

– Потому что я люблю Париж. Там живут два очень близких мне человека.

– Что-то случилось?

– Ничего особенного, у меня родился сын!

– Сын? А где?

– В Париже.

– Хорошая шутка!

– Да, я с тобой почти согласен…

* * *

Всю ночь я не мог сомкнуть глаз. То, что неминуемо должно было произойти, наконец случилось. Какая игра судьбы! Отныне моя жизнь окончательно раздвоилась. Если я обращусь к армейскому руководству с просьбой отпустить меня в Париж, потому что у меня там родился сын, меня примут за сумасшедшего. «Парень, – скажут, – ты на срочной службе, через три года выйдешь на гражданку и тогда обращайся куда угодно!» Теоретически так и есть, но беда в том, что и там я стопроцентно получу отказ: «Чем докажешь, что именно ты – отец мальчика, который родился где-то там, далеко за рубежом?» Частные поездки в капиталистические страны допускаются только по приглашению прямых родственников: отец, мать, брат, сестра, ребенок… Но, предположим, произошло чудо и мне разрешили поехать. С собой я имею право взять только пятьсот долларов по курсу шестьдесят копеек за один американский доллар…